Проданная невеста

Я прижалась к прохладной подушке, глядя в пустоту. Съежилась в комок от страха и его гробового голоса. Мы многое можем узнать, но это ведь уже ничего не изменит. Не изменит для нас, для ребенка.

Я ощутила, как Руслан ласкает меня, как кошку, почесывая за ухом. И, кажется, даже не осознает, что делает. Как и я, он погрузился в себя, переживая за общего сына.

Мне очень хотелось к Руслану на руки.

Чтобы — что? Успокоил, защитил? Понятия не имею, мне хотелось просто быть рядом. Врач говорила, малыш совсем слаб. Он может погибнуть и тогда эта связь между мной и Русланом оборвется. И сейчас я не хотела этого, как он и пророчил когда-то.

Я думала о крошечном существе в инкубаторе за несколько стенок от нас. Неудержимо тянуло к нему. Мы его родители, мы должны быть рядом.

— Ему нужно дать имя, — прошептала я.

— Хорошо, — Руслан наклонился, и я ощутила горячий шепот рядом с ухом. — Как ты хочешь назвать?

Во время беременности я выбирала имена. Ни на одном так и не остановилась — казалось, времени еще много. А теперь они все не подходили новорожденному. После родов все поблекли.

Если бы все прошло хорошо, я бы остановилась на одном из красивых имен из книжки. Но теперь ребенку нужно новое имя.

— А как ты хочешь назвать?

По долгому молчанию я поняла, что и Руслан об этом не думал.

Произошедшее выбило нас из колеи полностью. Нам было не до этого. Поэтому наш сын лежит в инкубаторе безымянным.

— Ты его родила, так что называть тебе, — прошептал он. — Придумай имя до вечера.

— Почему до вечера?

— Я хочу перевезти его.

— Зачем? — я привстала, чтобы его видеть. — Врач сказала, пока нельзя!

— Знаю, ложись, Лили… — он попытался уложить меня в постель, как я и лежала. И продолжил, когда это не удалось. — Я не доверяю персоналу. На вертолете его перевезут в частную клинику со специальным уходом. Я бы забрал его домой, но не успел оборудовать палату. Нужно убрать отсюда сына.

— Думаешь его могут убить здесь?

— Эй, не нужно переживать, Лили. Его охраняют. Я просто не хочу рисковать. Одна вероятность, что до него могут добраться сводит меня с ума. Я не могу спать. Чувствую себя открытым к любым атакам, практически беззащитным. Я давно себя так не чувствовал, Лили…

Я легла и зажмурилась.

Мне было страшно: страшно трогать малыша, и так же страшно оставлять здесь. Пат. Отсутствие выхода, и это меня парализовало.

Это всех нас ослабило.

Не только меня, но и его. Показало нашу беззащитность на самом деле. Не смогли добраться до Руслана или меня — и ударили по самому слабому месту. Какой удивительно тонкий и жестокий расчет.

Я понимала, что Руслан хочет спрятать ребенка. Это инстинкт, тем более, когда кругом опасность. Сосредоточенная на своих ощущениях, я не замечала, что происходит с ним. Он не спит — и это не фигура речи. Мои роды стали шоком не только для меня и Зверя — для Руслана тоже. Страшным ударом, если впервые за жизнь он почувствовал свою слабость.

— Это хорошая клиника? — спросила я.

— Да, все будет нормально, Лили. Ребенка перевезет специальная бригада. А когда я разверну палату и подберу персонал, мы заберем его домой.

Я вспомнила историю мамы.

Для нее отец тоже сделал палату, и я появилась на свет в его резиденции в условиях абсолютной секретности. От меня потом избавились, как от недостаточно породистого щенка. Но наш сын поедет к нам, как величайшая ценность. Уверена, Руслан не рискнет им понапрасну. Все будет хорошо.

— Можно его увидеть? — попросила я.

Он недавно был в реанимации, но согласился:

— Хорошо, пойдем.

Руслан помог мне встать, поддерживая за руку. Собственная немощь неимоверно бесила — в мои годы превратиться в развалину. Но, по правде, я все еще с трудом ходила.

В больничных коридорах было пусто. При нашем появлении охранник встрепенулся, но Руслан кивнул ему, мол, расслабься. В реанимации дежурили два врача и медсестра, не спуская глаз с инкубатора. При нашем появлении, они притихли, словно их и нет. И через секунду я о них забыла. Я доковыляла до инкубатора и заглянула внутрь, где распластанный под кучей трубок, лежал крошечный малыш.

— Это мама… — прошептала я, надеясь, что он меня слышит.

Слово прозвучало странно — из-за внезапных родов я не привыкла к мысли, что ею стала. Как будто не обо мне.

Я улыбнулась, глядя сквозь дымку слез и прозрачного пластика.

Может, и к лучшему, если Руслан его спрячет.

Спрячет так, что никто больше не найдет.

Он подошел сзади и обнял меня, целуя в затылок. Мне было так паршиво, что хотелось выть, но стабильно паршиво. То есть хуже не становилось. То ли я достигла дна, то ли уже начала выкарабкиваться, но я мечтала, чтобы с нашим сыном было все хорошо. Я почти начала верить в это.

Ребенок в инкубаторе попытался сжать кулачок.

— Смотри, — прошептала я. — А он боец.

Во мне шевельнулась надежда.

Да, врач очень обтекаемо давала прогнозы и не настраивала на плохое, но я и сама все прочла и понимала. Шансов на то, что ребенок выживет было мало. Но этот слабый жест позволил поверить в благополучный исход. Не счастливый, но хотя бы благополучный.