Я смотрела и знала, что произошло, но надеялась, что это неправда. Надеялась, что сейчас он начнет дышать, а врач скажет, что инкубатор отключили, потому что он окреп и может жить без него… Только внутри все разламывалось от того, что я знаю правду.
— Не-е-т! — я рыдала, уверенная, что не вынесу этого.
Сначала роды, теперь еще одна потеря — мое сердце разорвется.
Сзади подошла врач, она больше не останавливала меня. Я обернулась, собираясь выкрикнуть обвинения ей в лицо, только слова застряли в горле. Я не могла говорить.
С глазами, полными сочувствия, врач спустила маску с губ.
— Мне очень жаль, — омертвевшие губы дрогнули, словно она боится продолжать.
Врач сглотнула, паника в глазах стала глубже.
— Мне жаль… — по тому, как ее глаза наполнялись ужасом, я поняла, что она видит что-то у меня за спиной и обернулась с полными глазами слез.
К нам подходил Руслан.
Врач начала пятиться, увидев его каменное лицо. Он уже знал, что наш сын умер. Ей повезло, что в этот момент я потеряла сознание и Руслан был вынужден меня подхватить.
В себя я пришла у него на руках.
Открыла глаза, пялясь вверх и пыталась понять, что перед собой вижу.
Но я чувствовала, что меня несут прочь оттуда. Покачивания при шагах — и шаг его, широкий и уверенный. Наконец зрение прояснилось, и я увидела, что надо мной плывет больничный потолок, в котором белые панели перемежаются лампами со слепящим светом.
Я плохо понимала, что происходит.
Это было хуже, чем роды. Тогда я хотя бы была не одна… И была надежда. Теперь она умерла вместе с моим сыном. С нашим, но теперь я не чувствовала единения с Русланом.
Всего несколько часов назад я чувствовала, что наши сердца теперь навсегда связаны. Эта нить оборвалась. Так странно. Все, что он мне обещал — я не получила. Обещал сберечь и не сберег. У меня не было обиды или похожих чувств. Внутри я была выжженной пустыней, и не уверена, что еще смогу что-либо ощущать кроме боли.
Теперь он забирал меня из больницы — зачем? Чтобы сделать нового ребенка, когда не получилось с этим?
Не хочу!
Он спустился по ступеням и вынес меня на свежий воздух. У меня кружилась голова, я была в странном состоянии, в котором почти не воспринимала реальность. Это как будто сон.
Помню, я раскричалась, когда он нес меня по лестнице вниз.
К машине, которая ждала внизу.
Не помню, что я кричала, кажется, требовалась отдать мне тело сына.
Возле машины нас ждал Зверь. Я не видела его, но ощутила знакомый запах, когда меня завернули в куртку — его куртку. Я все-таки вырвалась и отбежала от них.
Остановилась в центре перекрестка, оглядываясь и пытаясь понять, где я.
В одном халате распахнутом халате, под которым была легкая ночная рубашка, босиком на асфальте. Машины затормозили. Охрана стояла от меня полукругом, довольно далеко — на обочине. Еще дальше — случайные прохожие.
— Не подходи ко мне! — снова проорала я, и поняла, что кричала Руслану до этого.
Отпусти меня. Не прикасайся. Ставь меня одну.
Не подходи.
Он стоял рядом с черным «мерседесом», ожидая чего-то. Просто смотрел, я видела его сквозь оцепление телохранителей. Я бросилась бежать по улицам, не разбирая дороги. Не знаю, от чего я бежала — от него или от собственных мыслей и черных чувств, которые терзали меня, как хищные птицы.
Затем я ненадолго пришла в себя в машине. Не помню, кто был за рулем.
Я больше не кричала и вообще чувствовала себя отупевшей и ко всему безучастной. Смотрела в окно на знакомый район. Я здесь выросла и узнаю его даже в кошмарах. Я добралась до маминой квартиры, толкнула незапертую дверь и упала ничком в кровать.
Окончательно я очнулась только вечером.
Вдруг поняла, что уже стемнело. В квартире темно и незнакомо, но мне не страшно. Такое ощущение, что я перестала чувствовать страх.
Я села и огляделась, ощупав на себе грязный халат. Шатаясь, я направилась в ванную. Щелкнула выключателем и зажмурилась от резкого света.
Я хотела посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что это все еще я.
Меня пугало, что я ощущаю.
Как будто это не я.
Зеркало отразило бледное лицо с черными глазами-провалами. Пыльные волосы сбились на одну сторону, в копне виднелся мелкий мусор: веточка, засохший листок. Руки и запястья исцарапанные, словно я вырывалась, пальцы болели. На грязном халате один карман почти оторван. Меня трясло.
Я настороженно рассматривала себя в зеркало, с трудом себя узнавая и не зная, что еще я могу выкинуть. Тогда, на перекрестке, я подралась с Русланом и много чего орала у всех на виду. Плевать. Я боялась саму себя, потому что на какой-то дикий и болезненный отрезок времени перестала себя осознавать и контролировать. Не помнила, что делала.
Помнила я только одно: малыш умер.
Нашего сына больше нет.
Последний год жизни оказался иллюзией и обманом. Руслан обещал рай, а окунул меня в такие бездны собственной души и боли, которых я не могла представить.
Что ад, если не это.