Продавец счастья: магия кинематографа, или Новые приключения Ское

— Назови меня сыном!

— Леша… я не могу.

— Почему? Почему? — Паша подскочил к Нике и вперился своими колючими глазами ей в лицо. Девочка от неожиданности отпрянула, но тут же рассмеялась.

— Ну, Ника! — воскликнул Ское. — Войди уже в роль.

— Зачем? Я же не буду играть маму, — Ника все еще хихикала.

— Чтобы Паше легче было перевоплотиться в сына.

— Меня зовут Павел, — вставил мальчик, проведя рукой по волосам. От этого челка его встала дыбом, и он стал похож на взъерошенного, но гордого воробья. Нику захватил новый приступ смеха при виде этого растрепанного самолюбивого создания.

— А по отчеству как? — поинтересовался Вадим.

— Павел Александрович.

— Так вот, Павел Александрович, — продолжал Вадим, — не выпендривайся. Мал еще.

Мальчик надулся и сел на стул. Ское похлопал его по плечу:

— Молодец, хорошо играешь.

Паша изо всех сил старался держать лицо сердитым, но похвала взяла свое, он немного оттаял, отвернулся к стене и улыбнулся краешком рта, чтобы никто не увидел.

— Вадим, читай за мать, — Ское забрал у смеющейся Ники листок с репликами и протянул его Вадиму. — Попробуем так.

— Я? Мать? — взвился Вадим. Паша, не выдержав, прыснул.

— Да. Ты — мать, — Ское был непреклонен. Он вложил лист с репликами Вадиму в руки и выжидательно на него посмотрел.

— О`кей, я мать, — Вадим развалился на стуле, вытянув ноги. — И хочу поменять вот этого лохматого, некрасивого, хмурого сына, — указал он на Пашу, — на умного, богатого, красивого сына на белом коне. Начнем.

— Кому ты постоянно строчишь эсэмэски? — вскричал Паша, выхватив у Вадима смартфон. — Кому? Кому?

— Леша, — начал было Вадим, глядя в сценарий, но не выдержал и заулыбался. — Отдай смартфон, сморчок, он мне дорог как память.

— Вадим, у тебя есть текст, — строго сказал Ское.

— Я не могу говорить с этим… Павлом Александровичем с материнской нежностью. Это выше моих сил.

— Просто читай свои реплики, и все.

— Давай ты почитай, посмотрю я на тебя.

— Я режиссер.

— Что-то в прошлом фильме тебя это не остановило, когда ты выбрал себе роль принца. Побудь для разнообразия матерью.

— Нет, читай ты, — вдруг заявил Паша, ухмыльнувшись.

— Что? А тебя кто-то спрашивал? — прикрикнул на него Вадим.

— Вадим, не шуми, — спокойно сказал Ское. — Читай, видишь, тебя сын просит.

— Сын! Я бы такого сына точно поменял на кого-нибудь другого, — пробурчал тот. Паша встал со стула и подошел к нему вплотную. Темные глаза его увеличились и стали почти квадратными, заблестели, налитые влагой.

— У тебя есть другой? — прохрипел он в лицо Вадиму. — Это к нему ты бегаешь по вечерам? — зрачки расширились, сделав взгляд глубоким и тягучим, как мед, и колким, как жало пчелы.

— Нет, Леша, нет, — промямлил Вадим по тексту. Глядя в эти огромные глаза, он не верил, что мальчик сейчас играет роль. Ское и Ника затаили дыхание. Фигурка отвергнутого «сына» будто внутренне сжалась, пальцы он вдавил в ладони так, что костяшки побелели. Вадим насилу отвел взгляд от мальчика, чтобы заглянуть в бумажку за следующей репликой. — «Мать встает со стула и прохаживается по кухне», — Вадим вскочил и заходил из стороны в сторону, уперев взгляд в пол. Паша следил за его передвижениями с рвением хищника, не спускающего глаз с жертвы.

— Понимаешь, — начал он, все еще не глядя на «сына». — Это трудно объяснить.

— А ты попытайся, — тихо проговорил Паша.

— Я… Леша, только обещай, что воспримешь это нормально. Обещаешь?

— Говори.

— Я нашла… в общем, я встретила одного мальчика. Он…

— Ну?

— Он учится в твоей школе.

— И что?

— Мы разговорились. Он показал мне свой дневник…

— И?

— Там столько пятерок, Леша! А у тебя, сам знаешь, тройка на тройке.

Мальчик многозначительно молчал.

— А еще он играет в футбол, увлекается плаванием. И еще… Не знаю даже, как сказать.

— Скажи как-нибудь, — «сын» опустил глаза и весь напрягся, приготовившись к самому страшному.

— У него голубые глаза и темные волнистые волосы. Я всегда хотела такого сына, — Вадим нерешительно взглянул на Пашу. Тот окаменело смотрел в одну точку, где-то за окном. — И еще он моложе тебя, — Вадим-мать опустился на стул и весь как-то сник. — Вот, теперь ты все знаешь.

«Сын» прошелся по кухне, из стороны в сторону. «Мать» глядела на него снизу вверх затравленно, ожидая реакции.

— Мама, — начал мальчик, но осекся. — Могу я тебя пока так называть — «мама»?

— Конечно, Леша, конечно, — спохватилась «мать». — Можешь. Пока… — и опустила глаза на скатерть. Передвинула с места на место стоявший на столе одинокий стакан, чтобы унять дрожь в руках.

— Мама, может быть, это просто увлечение? — проговорил он холодно, но, не выдержав, упал на колени перед «матерью», взял ее руки в свои и проговорил горячо: — Это просто увлечение, мама! Очередное увлечение! Помнишь, как с той кучерявой девочкой? Она была очень миловидна, и по математике у нее за год выходила пятерка, и ты не смогла устоять. Помнишь, мама?

«Мать» отняла руки и отвернулась.

— Леша, — расстроенно проговорила она. — Я постоянно о нем думаю. Постоянно, понимаешь? Даже когда…

— Даже когда?