Продавец вечности

Одновременно чувствовать себя и как мужчина и как женщина, получать двойное наслаждение, одновременно и сильное, грубое, и долгое, расплавленное, протяженное — так обычно рекламировали прелести подключения среди семейных пар, и черт возьми, маркетологи были правы — несмотря на свои слабые угрозы отключиться друг от друга, Крис никогда бы в реальности не хотел, чтобы они осуществились. Вот и в этот раз: он ощутил острое, как меч, и яркое, словно вспышка, собственное содрогание, потом почувствовал, как его наслаждение отражается в жене, а после стал ощущать гораздо более растянутое по времени и пространству нежное чувство, которое владело ею, и оно все длилось и длилось. Он повернулся и устроил ее голову на собственном плече, как она больше всего любила.

Вдруг с улицы раздался сильнейший взрыв. Содрогнулся дом. Как был обнаженный, Крис подскочил к окну. За ним последовала Хельга, прижалась сзади к его спине. С того места, где возвышалась ближайшая к ним вышка, поднимался в небо столб черного дыма. И одновременно он понял, что сигнал, идущий от Хельги, вдруг пропал внутри него.

Из окон особняка, который располагался на возвышенности, была хорошо видна улица, пустынная в этот предвечерний час начала лета. Вдруг по ней пробежали двое, мужчина и женщина. Парень несся впереди, девушка чуть отставала. Оба были с пистолетами-автоматами (где только достали?) и рюкзачками за плечами. У мужчины на голове красовалась запрещенная экранирующая каска, которые обычно контрабандой поставляли с Кариб. Ее мозг защищала самодельная бейсболка, густо простроченная серебряными нитями. Инсургенты бежали во всю прыть. В конце улицы парнишка оглянулся, подбадривая отставшую девчонку, и стало видно, какое у него юное, безусое лицо.

— Сопротивление, — одними губами прошептала Хельга.

Крис ощущал удивительную свободу, но далеко не только потому, что недавно был во всех смыслах единым с женщиной, а теперь полностью, и физически, и ментально, отключился от нее. Нет, восхитительным было другое чувство: наступает тот краткий промежуток, когда думать можно о чем угодно и говорить что угодно, никто эти мысли и эти слова не запишет, не запротоколирует и не подошьет, куда следует.

— Ради этого они и стараются, — сказал он вслух, думая о сопротивленцах, — краткого мига нашей и своей свободы.

— Смертнички, — коротко резюмировала Хельга.

По улице тем временем в том же направлении, в котором убегали инсургенты, пронеслось два дрона национальной гвардии. Они мчались явно быстрее, чем бежали партизаны. Следом — машина полиции. Если ничего не случится, силы правопорядка настигнут мятежников довольно быстро. Но, может, бойцов сопротивления где-то ждет машина?

Крис заметил, что думает об инсургентах с невольной симпатией.

От нее следовало избавиться в своей голове до той минуты, когда снова включат Сеть.

Полчаса, а может, даже час у него есть.

— А ты заметила? — вопросил Крис по-прежнему стоявшую рядом нагую супругу. — Раньше они почти сразу же накрывали район вспомогательной сетью. Вызывали дроны с роутерами, вешали их в воздухе на время, пока взорванную вышку не починят, и готово дело.

— Сейчас, говорят, со специальных самолетов выпавшие из Сети квадраты накрывают. Или со спутника, не знаю точно.

— Ты в это веришь? Почему-то мы с тобой сразу после взрыва друг от дружки прекраснейшим образом отключились и один другого не чувствуем.

— Может, власти это делают специально? Чтобы мы после взрыва расслабились и стали думать или обсуждать что-то запрещенное.

— Ты и впрямь веришь, что они настолько мудры и всесильны?..

— Тш-ш.

— Скорее можно поверить, что у них рук и средств не хватает, чтобы все разрывы Сети устранить. Вон, теперь чуть ли не несколько часов проходит, пока Сеть восстановят. Совсем не так, как лет десять назад, когда ее через пяток минут поднимали. Явно не справляются. Может, слишком много взрывов? Мы же не знаем, что происходит в других округах и штатах…

— Крис, хватит уже об этом.

— Почему б не поговорить? Сети ведь нет.

— Откуда ты знаешь? Почему ты так в этом уверен?

— Но я же чувствую! И скажи: прекрасно все-таки хоть иногда ощутить себя отключенным.

— Ага, чтобы спокойно помечтать о своих бабах.

Разговаривая, они отошли от окна, он натянул трусы и стал собирать разбросанную одежду. Хельга накинула халатик на голое тело. Крис вскипел, оттого что разговор опять коснулся больного и супруга снова обнаружила свою ревность.

— Да при чем здесь бабы? Я о другом! Разве тебе не тошно быть под постоянным контролем — утром, днем, ночью и вечером?

— А у нас есть выбор?

— Знаешь, иногда мне кажется, что ради свободы я тоже готов пойти взрывать эти вышки.

— Не смей даже думать! — возвысила она голос. — Даже думать забудь — ради себя самого! Нас обоих!

Издалека раздались автоматные очереди. Одна, потом другая. Им ответили одиночные выстрелы — инсургенты явно экономили патроны.

Супружеская пара вернулась к окну, они стали выглядывать — но все равно ничего не было видно. Особняки и холмы загораживали обзор.