Продюсер бомжей

Если вы думаете, что мне есть на что надеяться, вы заблуждаетесь. Добыть телефон Владимира никак не удается, мое имя в этих кругах ничего не значит, а после того, как я пытаюсь просочиться на репетицию «Виртуозов Москвы» и подкараулить его на парковке, в Дом музыки меня больше не пускает охрана.

Когда у меня были деньги, я собирался предложить ему тройной гонорар и пожертвовать его благотворительному фонду пару миллионов «зеленых». Сколько не ломаю голову, ничего лучше моего изначального плана в голову не приходит.

Звоню в фонд Спивакова для одаренных детишек и говорю почти правду – предлагаю крупный взнос. Представляюсь «правой рукой» серьезного бизнесмена, который хотел бы обсудить в приватной обстановке пожертвование юным талантам, и меня соединяют с неким Всеволодом.

Очень надеюсь, что этот человек не смотрит телевизор и не читает желтую прессу. На всякий случай надеваю кепку и темные очки. Не знаю, что чувствуют клоуны перед выходом на арену, но я ощущаю себя полным кретином.

В «Академии» в Камергерском Всеволод протягивает мне визитку, и самое умное, что я могу сделать в ответ – сказать, что мои только что закончились. Записываю свой телефон на салфетке.

Мы успеваем пообщаться ровно двенадцать минут – время, достаточное, чтобы сварить и выпить один эспрессо. Говорю, что мой начальник не может афишировать свое настоящее имя, но очень хочет передать фонду два миллиона наличными. Также мой шеф хотел бы показать Владимиру Теодоровичу партитуру своей симфонии, которую он по соображениям приватности подписал псевдонимом «Евгений Молчанов».

Всеволод лениво листает ноты и говорит, что уточнит насчет кэша, но, скорее всего у фонда могут возникнуть с этим проблемы.

Симфонию обещает передать.

Неделя после этой встречи – сплошной подъем. Весна. Первая любовь. Ожидание чуда.

Еле сдерживаюсь, чтобы не перезвонить раньше времени. Боюсь показаться слишком навязчивым. Продвигать свое творчество – это как с бабами. Строишь из себя крутого перца, делаешь вид, что тебе все равно. Не звонишь слишком часто. Ведешь себя типа независимо, но настойчиво.

Ровно через десять дней, как мы и договаривались, перезваниваю, а в животе у меня так и проворачивается по кругу завтрак, как тряпка в стиралке.

Телефон занят часами, а когда я дозваниваюсь, поговорить толком не выходит. Сначала он на переговорах и просит перезвонить позже, потом – он уже на другой встрече, затем – снова занят, после этого его телефон не отвечает часами.

На следующий день все повторяется. Только через две недели мне удается его спросить, есть ли новости.

– Да! Я помню! Пока еще не видел Владимира, позвоните через недельку.

И через два месяца Всеволод никак не успевает передать симфонию Спивакову.

Потом он говорит, что летит в Штаты, и его телефон находится вне зоны действия целыми днями.

8.

«…

Раз. Раз…

В тот день казалось, все складывается как по нотам. Первый черновик симфонии был готов, а к ноябрю я бы закончил последние правки. Там и до мировой славы рукой подать!

Звоню битый час Галине, но в трубке звучит мажорная терция, малая шестая, а стальной голос чеканит: «Набранный вами номер не существует».

Домашний тоже молчал.

Перед отъездом я составил подробное расписание на полгода, чтобы мое отсутствие никак не сказалось на работе. Вчера Гала должна была вернуться из Сочи со съемок «Дикого лета», сегодня – выходной. Отпустим персонал, зажжем свечи…

Нам был просто необходим этот перерыв! Я даже соскучился!

Лечу под сто семьдесят километров, дурной, счастливый. Симфония удалась!

За окном мельтешат веселые березки и кривенькие дачи, рассыпанные в бестолковом порядке по пригоркам. Телеграфные столбы, словно тактовые линии, рубят партитуру пейзажа.

Еще шажок. Пускай, два… Ладно, три уверенных, хорошо спланированных шага, и я там. В вечности. В музыкальной энциклопедии. На афишах Большого.

От этих мыслей убитая подмосковная трасса наполняется сентиментальной красотой. Торможу пыльным вихрем у обалдевшей бабки на обочине и скупаю все подсолнухи, варенье из крыжовника и зачем-то вязаные носки. Звезду сложно удивить цветами, но таких она точно не получала!

В предвкушении крупного поворота, который вот-вот произойдет в моей карьере, все наши терки кажутся такими несущественными.

Хо-ро-шо! Все будет хорошо! Все будет хорошо, я это знаю, знаю!

Следующую неделю посвящу текущим делам. Через месяц – сольник в Кремле, хлопот предстоит немерено. Еще через неделю займусь собственной премьерой.

Москва… Совсем не такая, из какой я уезжал. А уезжал я из нее лузером.

Москва! Звонят колокола-а-а! Москва! Златые купола-а-а!

Вот что происходит с человеком, который занимается попсой. Профессиональная деформация. Но ничего, скоро я вам покажу!

Представляю, как даю интервью «Культуре» в Доме Музыки.