Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей

Интересы писателей и ученых этой поры имели ярко выраженный антикварный и систематизаторский характер. В поисках «мудрости» деятели культуры той эпохи обращались главным образом к наследию поздней античности и ранней Византии и высказывали при этом подчас столько же рвения в коллекционировании всевозможных свидетельств древних авторов, сколь и непонимания «духа античности» (если только «понимание» мы можем приписать себе). Самым великим компилятором того времени был патриарх Фотий, самой великой его компиляцией знаменитая «Библиотека», или «Мириобиблион», — огромный свод из 279 статей, реферирующих, пересказывающих и частично цитирующих сочинения античных и [221] византийских, языческих и христианских авторов. В конце Х в. были составлены (мы называем только малую часть известных памятников) «Палатинская антология» — огромное собрание античной и византийской эпиграммы, своеобразный лексикон-энциклопедия «Суда», и то и другое истинные шедевры ориентированного на энциклопедическую компиляцию интеллекта.

Антикварный характер культуры, великое тщание в систематизации и собирательстве и в то же время удивительное отчуждение от духа античности заставило современного французского исследователя заменить термин «ренессанс» на несравненно более точный и содержательный в данном случае «энциклопедизм».[50]

Одной из самых характерных фигур среди ученых-эрудитов и энциклопедистов был император Константин Багрянородный — «заказчик» первых четырех и автор пятой книги публикуемого произведения. Обширной ученой, литературной и собирательской деятельности Константина благоприятствовала сама судьба. Вряд ли он смог бы столько сделать «по ученой части», если бы все годы (по византийским масштабам достаточно долгие), в которые носил царскую корону, действительно занимался управлением государством. Сын императора Льва VI Мудрого и его четвертой жены Зои Карбонопсины, он родился в 905 г. Уже в младенческом возрасте Константин стал объектом политической борьбы и придворных интриг. Патриарх Николай Мистик, возмущенный «незаконным сожительством» императора Льва с Зоей, поставил условием крещения ребенка изгнание из дворца его матери, а когда Лев нарушил соглашение, запретил ему доступ в церковь. Брак Льва и Зои был освящен новым патриархом Евфимием[51], однако определенная тень «незаконнорожденности» осталась лежать на ребенке, делая его положение при дворе неосновательным и шатким. Уже пришедший к власти в 912 г. брат Льва Александр собрался оскопить Константина, чтобы навсегда преградить своему порфирородному племяннику путь к престолу. Возвращение из изгнания Зои Карбонопсины в 913 г. предоставило определенные гарантии безопасности девятилетнему царю, однако не смогло обеспечить ему на будущее реальной власти. Эту реальную власть получает вскоре энергичный полководец Роман Лакапин, выдавший в 919 г. за Константина свою дочь Елену. Для Константина начинаются долгие годы, когда он получал все предусмотренные церемониальным уставом почести, но оказался полностью отстраненным от государственных дел. И лишь после смерти Романа Лакапина в 945 г. сорокалетний Константин, обладавший номинальным царским достоинством уже в течение тридцати трех лет, наконец стал василевсом не только именем, но и на деле.

Вынести определенное впечатление об образе Константина VII на основании византийских источников непросто. Автор шестой книги Продолжателя [222] Феофана представляет читателю классическую соматопсихограмму Константина, отдельные элементы которой плохо сопряжены между собой (с. 193). Скилица и Зонара, свидетельства которых восходят к одному источнику, сурово бранят Константина как государственного деятеля, но прославляют его преданность наукам и привязанность к ученым людям.[52] В новой литературе не без оснований утвердился образ «ученого на троне», пренебрегающего практической государственной деятельностью и всецело занятого научно-литературными проектами. «Еще больше, чем у его отца Льва VI, ученый литератор брал в нем верх над государственным деятелем. Жадный до знаний книгочей, усердный исследователь с ярко выраженным интересом к истории, для которого научные и литературные занятия были единственной страстью, он жил больше в прошлом, чем в настоящем. Он интересовался политическими проблемами и даже военным искусством, однако интерес его, как и в любой другой области знаний, был чисто теоретическим», — пишет о Константине Багрянородном Г. Острогорский.[53] Этот портрет несколько стилизован и скорей навеян чтением трудов Константина, нежели отзывами о нем современников. Автор шестой книги Продолжателя Феофана, видимо, не без оснований говорит о знании Константином ремесел (с. 187). Курьезно отметить, что этот же автор в унисон со Скилицей и Зонарой свидетельствует о пристрастии Константина к вину (с. 323, прим. 41).