Продолжение «Тысячи и одной ночи»

Шарль Нодье приписывает Казоту одну из тех таинственных историй, которые последнему так нравилось рассказывать в обществе, жадно внимавшем каждому его слову. Речь идет о продолжительности жизни Марион Делорм^{444}, которую, как утверждал Казот, он видел за несколько дней до ее кончины в возрасте примерно ста пятидесяти лет, если судить по документам о крещении и смерти, сохранившимся в Безансоне. Принимая на веру эту более чем сомнительную цифру, можно заключить, что писатель видел Марион Делорм, когда ему был двадцать один год. Таким образом он мог, по его словам, поведать многие неизвестные доселе подробности смерти Генриха IV^{445}, при которой, вполне вероятно, присутствовала Марион Делорм.

Тем не менее в ту пору в свете не счесть было подобных рассказчиков — свидетелей и знатоков всяческих чудес. Граф Сен-Жермен и Калиостро^{446} — вот кто будоражил умы, а у Казота, вероятно, только и было, что литературный талант да скромность честной и искренней души. Однако нам придется поверить в его знаменитое пророчество, запечатленное в мемуарах Лагарпа^{447}. В данном случае он лишь сыграл роковую роль Кассандры, и, хотя его часто упрекали в том, что он вещает, «точно пифия на треножнике»^{448}, в этом предсказании писатель, к сожалению, не ошибся.

III

Вот что записывает Лагарп:

Мне кажется, это случилось только вчера; было, однако же, начало 1788 года. Мы сидели за столом у одного из наших собратьев по Академии^{449}, столь же богатого и знатного, сколь и остроумного. Компания собралась немалая и довольно пестрая: священники, придворные, литераторы, академики и проч. Стол, как и обычно, был превосходен. За десертом подали мальвазию и констанцию^{450}, которые еще более развеселили собравшихся, сообщив им свободу поведения, не всегда отвечающую правилам приличия: все казалось дозволенным, лишь бы рассмешить соседей.