Продолжим наши игры+Кандибобер

— Товарищи! — розовые ладошки запорхали в воздухе. — Я отдаю должное заслугам Александра Александровича, его, так сказать, прошлому, уважаю его как человека. Но бухгалтерия — это не только выдача зарплаты два раза в месяц. Существует еще сложная отчетность о нашей с вами деятельности, целая расчетная политика с торговыми организациями, взаимоотношения с поставщиками, договоры, авансы, иски и… прочее подобное. Бухгалтерия — это самый сложный участок нашей работы, особенно сейчас, когда такое значение стало придаваться конечной прибыли. И работать по старинке, на авось, не только нельзя — преступно. Увольнение Александра Александровича согласовано с Управлением местной промышленности. Там вошли в положение и одобрили…

— Ложь! — кричит Бабич. Его длинная смуглая ладонь лезвием полоснула по воздуху и вонзилась в стол. — Вы не согласовывали с управлением. Я сегодня звонил туда. У меня вопрос: почему вы до сих пор не укомплектовали штат бухгалтерии? Александр Александрович вынужден выполнять работу трех человек. Естественно, какие-то мелочи мог упустить. Но о работе бухгалтера судят по его годовым отчетам. Александр Александрович еще ни разу не получал замечаний. Все его отчеты приняты. Вы умышленно не хотите брать положенных по штату сотрудников, чтобы иметь возможность придираться к бухгалтеру. Теперь же, когда бухгалтер раскрыл ваши корыстные намерения, ударил вас по руке…

— Судя по повестке дня, мы должны выслушать директора, а не Бабича, — хмуро говорит Аркашка.

— Аркадий Иванович, это непринципиально! Я от вас этого не ожидал. Нам надо раскрыть…

Перебить Бабича я не мог. Боялся. Во мне все еще что-то скулило. Но теперь, когда возникла пауза…

«Давай, самый раз», — толкнул меня локтем В. Т.

— Товарищи, — говорю и сразу чувствую, что перестаю владеть и своим голосом, и своими мыслями, все взял на себя мой рисковый двойник. — Мы собрались, чтобы послушать нашего директора. А вместо этого вынуждены слушать проклятья Бабича. Мне кажется, прежде, чем продолжить заседание месткома, мы должны потребовать от Бабича извинения.

— Вот именно! — тявкает Зина.

— Что?! — если бы не очки, мы все были бы мгновенно испепелены огнем, бьющим из глаз Бабича.

— Мне бы не хотелось, — говорю, — чтобы здесь повышали голос. Мы здесь все равны.

— Что?! Мне извиняться? Перед расхитителем? Никогда! Никогда!

— Товарищи, — тихо говорит бух, — товарищи, Бабич прав, вы меня извините, но он прав. Директор в самом деле… И я обязан ему выплатить две тысячи как автору нескольких кукол…

— Хороший директор обязан думать об улучшении продукции. Начальник должен владеть специальностью подчиненных, только тогда его руководство будет действенным. Только тогда он сможет правильно разобраться во всех неувязках, возникающих в процессе работы.

Да, так и есть. Все смотрят на меня. Значит, это сказал я. И, кажется, неплохо сказал. Смотри, директор, цени — я даже не позволил буху назвать состав твоего преступления! В. Т. не произнес ни слова. Не было надобности. Он лишь одобрительно кивнул.

— Правильно! — Аркашка встает, не в силах сдержать нахлынувшее. — Ворохобин прав. Введение производственного обучения, изменение порядка прохождения практики в институтах было сделано своевременно. Поэтому…

— Подождите, Аркадий Иванович! — перебиваю я его. — Это мы знаем. Надо говорить о деле.

— Простите, увлекся, — Аркашка разводит руками и так улыбается, что мне хочется заехать ему по шее. Уверен, что в его ушах сейчас стоит гром оваций.

— Возможно, я ошибаюсь, — говорю, — но мне поведение Бабича кажется несерьезным. Вместо того чтобы спокойно и объективно выяснить положение вещей, поговорить с Александром Александровичем, с директором, он начал с утра будоражить коллектив, отрывать всех от работы и дошел до того, что даже заседание месткома хотел провести в рабочее время… Можно сказать, что за сегодняшний день мы ничего не сделали для нашего юного потребителя. Все только и говорили о предстоящем месткоме, о якобы незаконном увольнении бухгалтера, говорили о чем угодно, только не о деле.

«Предательство, — стонет Тов. Ворох за моей спиной. — Низкое дешевое предательство».

«Почему же дешевое? — улыбается В. Т. — Отнюдь».

— Да, сегодня мы не работали, — говорю. — И виноват в этом наш предместкома товарищ Бабич. Думаю, что вопрос о его поведении тоже должен стоять на сегодняшней повестке дня. Аркадий Иванович, вы не против? А вы, Зина?

Бедный мой Бабич! Как он на меня смотрит! Я бы, наверно, не смог перенести этого, не попрощайся с ним час назад. А теперь между нами стоит стена времени, и меня не трогают ни его взгляды, полные скорби и возмущения, ни он сам. Всего хорошего, Бабич! Пока!

— Послушайте! — вопит он неожиданно, но я с удовольствием перебиваю его:

— Вы не согласны?

— Не согласен! Это же…

— Давайте проголосуем, — говорю. — Как видите, большинство, — сочувственно улыбаюсь.