Эта мысль давно не дает мне покоя. Эридианцы и люди развивались независимо друг от друга, в разных звездных системах. И до сих пор никак не контактировали. Тогда почему у нас практически одинаковые технологии? Эридианцы
—
Ха. Я не думал об этом. Но теперь, после объяснений Рокки, все кажется очевидным. Если бы астрофаги поразили Солнце, когда на Земле был Каменный век, мы бы просто не выжили. А если бы проблема возникла в будущем, лет через тысячу, наверняка мы бы с легкостью нашли решение. Следовательно, лишь на определенном этапе технического прогресса та или иная раса отправит космический корабль к Тау Кита в поисках ответов на вопросы. Значит, эридианцы и человечество находятся на одной и той же ступени технического развития.
— Понимаю. Хорошее наблюдение, — хвалю я. Но кое-что не дает мне покоя. — Все равно необычно. Эридианцы и люди не так уж далеко друг от друга в космосе. Между Землей и Эрид лишь шестнадцать световых лет. Галактика сто тысяч световых лет в ширину! Жизнь в ней встречается очень редко. Но наши планеты так близко!
—
Родственники? Но как…
— А! Ты имеешь в виду… Ого! — Надо хорошенько обмозговать предположение Рокки.
—
— Чертовски хорошая теория! — восклицаю я.
Теория панспермии, о которой я не раз спорил с Локкен. Земная жизнь и астрофаги слишком похожи, чтобы это было простым совпадением. Я подозреваю, что «семя» жизни занес на Землю один из предков астрофагов — некий космический прародитель, который когда-то заразил нашу планету. Но мне до сих пор не приходило в голову, что подобное могло случиться и с Эрид!
А что, если повсюду кишит жизнь? Везде, где можно эволюционировать из астрофагоподобного прародителя до клеток, составляющих мой организм. Не представляю, как выглядел этот предок, но сами астрофаги чертовски выносливы. Следовательно, на любых планетах, хоть как-то пригодных для жизни, она, вероятно, развивается. Не исключено, что Рокки — мой давно потерянный родственник.
— Отличная теория! — повторяю я.
—
Похоже, эта мысль посетила его давно. А мне понадобилось некоторое время, чтобы принять ее.
Жизнь на авианосце потихоньку налаживалась. Китайские военные моряки беспрекословно подчинялись Стратт. Командование утомилось согласовывать каждое действие и, наконец, издало приказ исполнять любые ее требования, кроме стрельбы из орудий.
Глубокой ночью мы встали на якорь у побережья Западной Антарктиды. Далекая линия берега была едва различима в свете Луны. Людей с континента полностью эвакуировали. Наверняка излишняя предосторожность — станция «Амундсен-Скотт» располагалась от нас в полутора тысячах километров, и ее сотрудникам ничего не грозило. И все же решили не рисковать.
Это стало самой большой в истории морской зоной отчуждения. Такой огромной, что Военно-морскому флоту США едва хватило судов, дабы оградить закрытые воды от случайного вторжения торговых кораблей.
— «Разрушитель один», подтвердите готовность! — проговорила Стратт в переносную рацию.
— Готов! — раздался голос с американским акцентом.
— «Разрушитель два», подтвердите готовность!
— Готов! — послышался голос другого американца.
Представители научной группы, стоя на летной палубе авианосца, смотрели в сторону земли. Дмитрий и Локкен старались держаться подальше от края. Ределла увезли в Африку для руководства чернопанельной станцией. Стратт, как всегда, руководила процессом. Леклер выглядел так, словно его ведут на эшафот.
— Мы почти готовы, — со вздохом отчитался он.
Нажав кнопку рации, Стратт произнесла:
— Подлодка один, подтвердите готовность!
— Готов!
Леклер сверился со своим планшетом.
— Трехминутная готовность! — заявил он.
— Всем судам: Желтый уровень! — передала Стратт по рации. — Повторяю: желтый уровень! Подлодка два, подтвердите готовность!
— Готов!
— Невероятно, — сказал я Леклеру.