Проект "Стокгольмский синдром"

— Я с ней ничего не делала, — отвечаю спустя пару минут, — разве что, заставила нашу принцессу оттачивать навык. Мы же не хотим опозориться, дорогой, — я снова заливаюсь смехом. Двое мужчин стояли у входа. Контролировали окрестности, чтобы нас никто не увидел здесь. Преимущество еще в том, что рядом был байкерский бар, и оттуда трезвыми не выходил практически никто. А заброшенный склад вовсе был никому не интересен.

— Она же твоя кровь и плоть! — возмутился мой муж, пока я продолжала играть со спичечным коробком, игнорируя его нравоучения. — Ладно — я, — фыркает, — но она-то здесь причем?

— Причем? — снова замираю, и, сощурив свой взгляд, направилась к мужчине. — А при том, что стала мной! — завопила, вновь ударяя мужа. Я наслаждалась тем, когда била его. Словно очищала себя, хотя физического урона практически не было для Авраама. Что моя женская сила? Ничто, по сравнению с местью, на которую мы способны.

— Ты превратилась в змею и психичку, — выплевывает предложение, осуждает. Как обычно. Я ухмыляюсь. Потом удаляюсь к ребятам.

— Мальчики, — ласково зову их, и те, как щенки, тут же бегут к своей мамочке. — Мне нужна музыка. Поставьте любимую классику моего мужа. Я исполню ему приват танец, — подмигиваю, и те, поняв мой замысел, поспешили исполнять приказ. — Вот видишь, — обернувшись к Аврааму, взмахиваю рукой на выход, — разве, они не чудо?! Почему же наша Оля не могла быть такой?

— Ты ответишь за свои поступки, Каролина, — грубо выдыхает Авраам, разминая свои затекшие плечи. — Я уверен, Леонид уже все знает, и просто так не оставит тебя безнаказанной.

Я отмахнулась от него, засмеявшись.

— Ну, вот что он мне сделает? — удивленно смотрю на него, потом цыкаю: — засадит в психушку? Да я тут же из нее выйду. Это никогда не было для меня проблемой, дорогой. Иначе, мои родители уже давно бы воспользовались этой возможностью. Понимаешь, — я выдыхаю, собравшись с мыслью, — я научилась быть нормальной. Научилась выживать в этом гребаном мире, где меня не видят. Я стала гораздо сильнее себя в прошлом, — выпрямив плечи, стала похаживать туда-сюда. — Этот грим на мне не просто так, — указываю на свое лицо, где глаза выделены черной подводкой и серыми тенями, а овал весь в белой пудре, и, конечно, алый цвет помады, словно символ крови, и моего мщения всем, кто когда-то стал моей болью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты рано радуешься, — ухмыляется Авраам. — Я всегда знал, что ты, дрянь, крутила шашни с Владимиром. Просто перестал на это обращать внимание. Все твои трогательные письма к нему, были у меня.

Я замерла, ведь ни одного ответа от Островского-старшего так и не получила. Значит мой муж их скрывал. От злости, была готова прямо сейчас привести свой план в действие, но условность с Марком меня останавливала.

— Как ты посмел?! — взревела, и опять замахнулась на мужа, только теперь кулаком. Костяшки моих пальцев хрустнули, и, кажется, я выбила себе один из них. Он засмеялся, видя, как я стала корчиться от боли и реветь.

— Смел. Потому что ты была моей женой, — в упор глядит на меня, обнажая улыбкой зубы. — И ты была нужна мне, Каролина, — продолжает. — Я до последнего надеялся, что ты разглядишь во мне любовь к тебе. Да только она не нужна никому из нас. Но наша дочь удерживала меня от той участи, которую я готовил для тебя.

— Ты переломал мне ноги! — закричала, едва дыша носом. — Ты разрушил мою мечту, стать всеми любимой!

— Вот! — воскликнул он, чуть привстав на стуле. — Вот, чего тебе не хватает до сих пор, Каролина. И плевала ты на всю любовь, которую тебе дарили твои родные, и даже любовник. Владимир слабак, но понимал прекрасно, что ты не станешь только его. Потому Зоя для него, как спасительный плот.

— Это неправда! Он ее не любил, а вот меня!

— Да, раскрой же ты свои глаза, сука! — засмеялся мой муж, и я мгновенно замолчала. — Ты сломала жизнь нашему ребенку. Где моя дочь?! Отвечай!!! Что ты с ней сделала?

— Да все с ней нормально, — отмахнулась от него, фыркая. Я выпрямилась, тряхнув рукой. Вроде боль отступила, и я с легкостью сгибаю пальцы. Авраам замолк, ожидая от меня подробного ответа. — Психиатричка сумела отыскать ее в таких дебрях, — усмехаюсь, до сих пор находясь под впечатлением от поступка жены Островского. — И, кстати, отчего же твой зять тебе не сообщил о нашей девочке? — с усмешкой уставилась на него, пока до Авраама доходил смысл сказанного.

— Не лги, — рычит, потом пытается вырваться из крепких цепей. — Она твоя дочь! За что ты с ней так!?

— Угомонись! — меня начинает утомлять разговор с мужем. — Признай, ты всегда чувствовал, что я не хотела от тебя детей, но заставил меня пожертвовать своим телом! Ты намеренно воспользовался мной!

— Ты совсем с катушек сошла, — заключает, качая головой. — Ты легла под меня, — напоминает истину, от которой старалась отмахнуться, — хотела сделать Островскому больно. Заставила меня полюбить тебя, притворяясь идеальной. И я поверил тебе, дрянь! Разве я мало тебе дал?