Проект "Стокгольмский синдром"

Меня терзают смутные сомнения: как быть и выкручиваться из ямы, в которую угодил, и теперь задыхаюсь. Казалось, невозможно встать и снова упасть. Но, вот он я, сижу на полу и от отчаяния рву на голове волосы, причиняя боль до слёз. Перед глазами картинки, одна за другой, перещелкиваются кадрами, показывая счастливую улыбку моей Оли — моей любимой пушинки. Где она? И, как долго все будет тянуться, словно срок получил и теперь сижу в тюрьме без права на амнистию. Дышу глубоко, стараясь задержать воздух в легких, чтобы успокоить сердцебиение. В последнее время перестал ощущать что-либо совсем. Нет никаких эмоций и чувств к кому-либо, но стоит вспомнить о любимой — мой мотор приходит в действие, качая кровь на высоких оборотах, словно я дорогая спортивная машина стою на старте. За день до исчезновения жены, хотел приготовить романтический ужин — только вдвоем, отметить ее фееричный уход и начать строить настоящую семью, в которой бы бегало счастье — наш малыш. Наш смысл. Результат любви, что с первого взгляда поселилась в сердцах двоих. Но этого нет, и не будет. От безумия ударяю кулаками по полу. Больно, значит живой и это не проделки сознания. Провожу ладонями по лицу, смахивая усталость и грусть, будто одним движением могу избавиться от нее, да только впустую. Оглядываюсь, в квартире тишина — мертвая и слишком гнетущая. Встаю, приняв решение немного отвлечься на проект, который вручил штаб. Расследовать среди двенадцати претендентов истинного преступника. Еще на работе просматривал все фотографии и карточки с биографиями, но многое не состыковалось с моими мыслями и предположениями. Беру сумку, где все мои документы и рабочие принадлежности, затем устало плетусь в спальню. Плевать хотел на чувство голода, на потребность сна. Каждый раз, когда засыпаю, я только брежу своей любовью к жене. Безумно скучаю. Часто задумываюсь, а вдруг мы встретимся, словно случайно прохожие, какова будет реакция нас двоих. Узнаем ли мы друг друга из тысячи лиц, ведь времени прошло не мало. Полтора года — серьезный промежуток, который у нас украли. Отобрали кусочек жизни, в котором мы могли быть счастливы на зло всем врагам и недоброжелателям. Войдя в спальню, бросаю сумку на кровать и вынимаю из нее папку. Довольно-таки увесистую и содержательную. Папка с грохотом приземляется на рабочий стол, и я сажусь на свое новое место. Раскладываю фотографии и под них карточку-анкету на каждого пациента: первая — показания, взятые по горячим следам, и вторая — это уже спустя некоторое время. Удивительно, как быстро многие сориентировались, и, будто ролями поменялись, изображая ненормальных. Каждая фотокарточка хранит в себе связь души человека с плотью, и беря одну из них, внимательно всматриваюсь сначала в глаза, потом лицо в целом, а затем и в позу. Наше тело способно рассказать очень многое. Как говорит Степан, изучая внутренности, он может сказать о человеке любую подноготную, кроме души. Душа так просто не поддастся изучению под скальпелем в руках патологоанатома. Я же, напротив, могу приблизительно оценить состояние пациента, а, если пообщаться вживую, то грамм каждой полученной информации имеет более ценную картину всего состояния больного. Увидеть страдания, сомнения, «прочитать» мысли и его намерения. Боже, как я устал от всего этого. Кладу на место карточку, на которой изображен парень — совсем молодой и с безупречным прошлым за плечами. Что-то терзает меня, когда гляжу в его на первый взгляд уверенные глаза, но, присмотревшись, замечаю в них крупицы страха. Молодой человек чего-то боится, в отличие от остальных. Заинтересовавшись этим фактом, я просматриваю анкету, выявляя ряд несоответствий: во-первых, его почерк при первом опросе. Слишком спокойный, уверенный и легкий. Никаких острых углов и размашистых линий. Затем сравниваю с последним тестом, и меня смущает его стиль, словно два разных человека писали один и тот же текст, но очень старались подделать первый вариант. Делаю пометки в блокноте, при их прибытии, с ним поговорю в первую очередь, а затем с каждым в отдельности и, естественно, вместе. Знаю, Власов-старший вряд-ли разрешит мне провести своего рода тренинг, но в данном случае он необходим. И я с полной уверенностью отдаю отчет себе в уме, что могу только усугубить, но, кажется, зацепка у меня перед носом. Осталось только проверить ее и потом запросить полноценные отчеты из штаба. Вся информация поверхностная, будто собранная впопыхах, чтобы затмить мне глаза. Но я тут же отметаю эту мысль, словно штаб играет мной. Будет жестоко и смешно, если руководство таким образом вырвало меня из Америки. А цель? Тогда, какова их цель, если я верно мыслю. Каждый пациент на фотографиях не выглядит жертвой или насильником. Или я совсем уже ослеп. Пора заканчивать, в любом случае без контакта толку мало. Это, будто гадание на картах таро, надеяться на удачу или ее провал. Разминаю плечи, которые затекли от долгого сидения на одном месте. Закрыв глаза, откидываюсь на спинку стула, думая только об одной единственной: сейчас моя Оля кружится на пляже, омываемом морем. Это наш маленький медовый месяц — неделя, но безумная и наполненная нашей любовью, от страсти которой у обоих сносило головы. Каждое утро начиналось с любви, и каждый вечер ею заканчивалось. Страсть, что возрождалась в нас после горячего пламени, вновь и вновь наполняла сознания до границ безумия. И мы были счастливы. Мы действительно обрели в ту короткую неделю настоящую связь пары, словно на интуитивном уровне наши тела и души решили за нас, что только вместе мы сможем узреть истинное значение брака и любви с первых секунд. Сильно сдавливаю переносицу, избавляясь от воспоминаний, но не потому, что они мне причиняют боль, а от того, что не в силах разделить эту значимую для нас страницу в жизни с Олей. Из размышлений вырывает звонок мобильного, и передернувшись от резкого звука, я на пару секунд завис, определяя, откуда льется музыка входящего звонка, чтобы понять местонахождение телефона. Мобильник был в кармане пальто. С каждым шагом к прихожей, мелодия нарастала. Наверное, вновь Диана со своими суждениями и речами. К черту, пошлю ее уже в натуральном виде. Достала до белого каления. Как-будто я не разглядел в ней искры злости ко мне, и все, что она делает рядом со мной это сплошная фальшь и игра на чувствах. Меня до сих пор потрясывает от духов, которые она использует, намеренно задевая за больные струны моей души. Кому как ни ей знать, что этот аромат для меня значим. И я до сих пор храню вещи жены, в которых он все еще есть. Обезумел ли? И пусть, если это выглядит подобным образом. Вынимаю телефон, но на экране мелькает фотография моем мамы. На душе сразу стало легче, и я улыбнулся, отвечая на звонок.