Проект «Убийца». Том 2

Его голос двоился вместе с лицом. Джулия закрыла глаза, схватившись за переносицу.

– Вам нехорошо?

Джулия попыталась встать, но, едва не потеряв равновесие, рухнула в объятья подскочившего Леона. Он придерживал её за талию, а голос его стелился как густой туман по полу.

– Хотите прилечь? Вы неважно выглядите. Может, вам вызвать скорую?

Мобильник, лежащий на столе, был слишком далеко, как бы Джулия не тянула к нему руку.

– Да, мне нужно немного полежать, – вяло согласилась она.

Леон, перекинув её руку себе на плечо, довёл Джулию до дивана, аккуратно помог лечь, пристроив голову на жёсткую перинную подушку. Джулия отчаянно боролась со сном: то закрывала, то открывала глаза, смотря в полностью расплывшееся лицо арендатора. Она закинула руку за голову, ударившись о высушенную голову собачьего чучела, едва не выблевала овсяное печенье, но Леон зажал её рот рукой. Немного рвоты ударило ему в ладонь. Приступ тошноты утих после второй отрыжки. Джулия забылась тяжёлым сном.

С отвращением Леон вытер руку об её одежду, присел на краешек дивана рядом и погрузился в задумчивость. От неё пахло сигаретным дымом, грубым тяжёлым парфюмом. И ещё немного рвотой. Медленный пульс на запястье передавался слабыми импульсами через подушечки пальцев художника. Леон чувствовал биение чужой жизни, тонкой и слабой, как нить – один взмах ножом, одно дуновение ветра, и она оборвётся навсегда. Собачьи и кошачьи крики стояли фоном – он давно привык к ним. Кошка билась всем тельцем о решетку. Идеально развитые инстинкты и всем известное кошачье чутьё предостерегали о надвигающейся трагедии.

* * *

Суббота. Двенадцать часов дня. Решающее время определить, как лучше провести выходные, чтобы с понедельника окунуться вновь в будничную рутину. Будто не было обманчивого чувства свободы и контроля над собственной жизнью. Словно не ты заключённый календаря, которому строго по расписанию отводилось время на прогулку в несколько бестолковых выходных.

Рейвен Кейн давно покинула отчий дом и жила одна, но при этом никогда не оставалась одинокой, прожигая жизнь, как следует, на родительские деньги. На сегодня было запланировано много дел: шоппинг, пилатес, йога, кино и вечерний смоки айс для ночного клуба, после которого она надеялась проснуться не в своей квартире. Всё ради сожаления в воскресное утро.

Но студенческое расписание разрушил всего один звонок в дверь. Когда Рейвен открыла дверь, на девушку обрушилась удивительная гамма эмоций из удивления, ступора, растерянности и гнева. Но низменные чувства одолевали недолго, смягчив её пыл от представшей картины.

Перед ней предстал Леон. Её бывший парень, в лучших студенческих традициях разбивший ей сердце два месяца назад. Точнее бледная тень того романтичного отстранённого живописца, будто слепленного другим творцом, каким она его помнила. Он страшно исхудал, побледнел, в глазах его стоял дикий испуг и невыразимый ужас. Звонок по-прежнему кричал – Леон повис на нём одной рукой, другой сжимая шею, точно пытался задушить себя.

– Леон?! – изумлённо воскликнула Рейвен.

Леон медленно убрал руку от звонка и заговорил незнакомым надломленным голосом, дрожащим и хрипящим, как шелест листьев на ветру:

– Рейвен, мне так плохо. Я совершил нечто ужасное. Что я наделал?! Прошу, помоги мне.

Он бросился в её объятья – дрожащий и кричащий, и вцепился оцепеневшими пальцами в плечи. Рейвен потянуло вниз, она упала вместе с ним, прижимая Леона к своей груди. Входная дверь была открыта настежь, запуская подъездную прохладу, неприятно контрастирующую с его промокшей одеждой. На нём не было куртки, будто в спешке он сбежал из места, повергшего его в страшное смятение.

Рейвен помогла подняться, забыв все старые обиды, приговаривая, что всё будет хорошо.

Леон пребывал в духовном аду, над которым впору, как над вратами в Дантовский ад, выбить надпись «Оставь надежду всяк сюда входящий». Сладость эйфории от свершённого замысла сменилась сначала испугом, а затем жгучим ужасом и паникой.

Он плохо помнил, как добрался до Рейвен – как в бреду, сбежал прочь из снимаемой квартиры в одних домашних тапочках, не накинув ни куртки, ни шапки. На улице завывала слабая метель, минус пять градусов дали о себе знать. Леон продрог до окоченения, ноги не слушались его. Рейвен пришлось тащить его на диван своими относительно хрупкими руками.

Он выглядел жалким, беспомощным и запуганным, словно выпавший из гнезда птенец. Идеальный парень для Рейвен Кейн с зачатками контрол фрика[13] с рано проснувшимся материнским инстинктом, который она всегда реализовывала в нём.

Леон плохо осознавал происходящее. Его раздели, растёрли терпко пахнущим раствором, очень напоминающим коньяк, и завернули во флисовое одеяло. Он будто погрузился в сон в бархатном коконе бабочки.

Его охватила жуткая лихорадка. Весь в испарине, будто при гриппе, он не мог унять дрожь – но было ли причиной пошатнувшееся здоровье или рассыпающиеся, как карточный домик, моральные устои. Что было страшнее и опаснее в эту минуту – болезнь физическая или духовная, что схлестнулись в поединке в его теле?