– Что? – Рейвен растерялась от столь неожиданного, не вяжущегося к контексту их беседы вопроса.
– Что есть человеческая жизнь? И сколько она стоит? Насколько ценен человек? Один против семи миллиарда случайностей. Имеем ли мы право отнимать жизнь?
Он казался всё ещё слабым, чтобы говорить громко, но собрал все силы, чтобы заговорить внятным, но срывающимся голосом. В речах его сквозило нечто подобное болезненному безумию, как у одержимого.
– Леон? О чем ты говоришь? Убийство – это грех, это противозаконно. – Лицо Рейвен выражало изумление и ужас.
– Как думаешь легко ли убить человека?
– Я не знаю. Меня пугают твои речи.
– Тебя пугают не мои речи. А несказанные ответы на мои вопросы. – Леон приподнялся на локте и печально взглянул в её наполненные страхом глаза. – А что, если бы я сказал, что убил человека?
– Я не думаю, что ты способен на убийство, – твёрдо заверила Рейвен.
– Никто не знает, на что он способен, пока не совершит это.
– У тебя лихорадка. Ты болен, я вызову тебе врача.
Рейвен потянулась за телефоном, но Леон остановил её.
– Иногда я хочу остановиться, вернуться к прежнему себе. К тому времени, когда мы были вместе. К нашей скучной, пресной, приторной, как ваниль, жизни. Но как раньше не будет никогда. Я переступил черту, переступил рубеж жизни и смерти, – он сказал это так ласково, что у Рейвен сжалось сердце – не только от его слов, но и от пугающего предчувствия, что случилось нечто непоправимое.
Она боялась завести с ним разговор о случившемся горе в их тихой гавани, но он должен был знать. Его лицо озарилось благодарной улыбкой за её поддержку. Но Рейвен стёрла её словами, вырезающими новые шрамы на сердце:
– Я должна тебе кое-что рассказать. Я пыталась дозвониться тебе, но ты поменял номер. Я приходила к тебе, но никто не открывал. Вероятно, тебя не было дома, – пыталась оправдать его Рейвен. – Я хотела тебе сообщить… – Рейвен задрожала всем телом, стёрла выступившие слёзы, не позволив им пробежать по щекам, и продолжила срывающимся от душащих слов голосом: – Линор. Нашу Линор убили. После того разговора, в академии, она продолжила общение по чату. Насколько мне известно, она пошла в полицию, предложила своё сотрудничество. И… и на задании… её убили. В клубе, Леон. Может, ты слышал о взрыве в клубе. В том клубе её убили. Ей удалили органы, убийца был связан с клубом…
Рейвен не выдержала – зарыдала, согнувшись пополам, попытавшись найти утешения в объятьях Леона. Слёзы застелили глаза пеленой и встали комом в горле. Но Леон не обнял её, замер в бесчувственной позе каменной статуи, слушая её равнодушно.
Сколько бы Рейвен не сжимала пальцами его рубашку, сколько бы не оставила пролитых слёз на его плече, он не обнял её. Встрепенулся, когда она застонала в голос, и вырывался из её слабых рук. Подскочил с места, едва не навернувшись о запутавшееся в ногах одеяло. Щеки его зарумянились от кратковременной эмоциональной вспышки.
– Спасибо тебе, Рейвен, – сказал он ровным, пугающе холодным тоном.
– За что? – прошептала Кейн.
– За то, что напомнила мне о правильности выбранного мной пути.
Рейвен не понимала. Она попыталась остановить его, но Леон, быстро застегнув все пуговицы рубашки дрожащими пальцами, кинулся на выход.
– Леон, нет, стой!
Но он выбежал из квартиры. Рейвен запрыгнула в сапоги, накинув куртку, и кинулась за ним следом. Он бежал к проезжей части, перепрыгнул через бордюр, выскочив к дороге, и вытянул руку. Остановилось такси. Рейвен перелезла через бордюр, взывая вернуться. Но Леон уже бросился на сиденье машины, унёсшей его в автомобильный поток.
Стоя у обочины дороги, Рейвен продолжала кричать ему вслед. Леон обернулся, бросив на прощание последний тоскливый взгляд. Его снова трясло, он ощутил прилив силы. Но на этот раз его лихорадило от обуявшего гнева. От гнева как к самому убийце, так и к проявленной собственной слабости, на которую он больше не имел права.
За окном выл ветер задержавшейся зимы. Улицы заметало с каждым часом сильнее. Притаившийся у открытого окна Джонатан, превозмогая колючий ветер, бьющий в лицо, затянулся в последний раз, потушил сигарету и выбросил вниз. Ночное дежурство предстояло унылым. В участке стояла относительная тишина, как перед началом битвы смолкших в почтении воинов. На столе ждала фляжка с отменным виски и отчёты, которые потребовал Маккой к следующему утру. Занимался бумажной волокитой раньше Фобиас, сейчас эту временную привилегию скинули на Бэйтса.
Один глубокий глоток из любимой фляжки. Жёлтый свет светильника стелился по документам. Джонатан, точно робот, бегло пробегал взглядом по строчкам и ставил, где положено, печати и подписи. Оставалось закончить последний отчёт, закинуть ноги на стол и предаться неудобному сну.
Пока он печатал предназначенный для прокуратуры отчёт, его взгляд зацепился за числа. Время смерти последних жертв Потрошителя при взятии Чэйн Боунда.
Сутенер Джев умер в 00:14.
Хирург в 01:32
Курьер в 02:05.
Фобиас Куинн в 01:20. Но его смерть наступила в больнице.