Проект «Убийца»

Он не был человеком. Пережёванный дробильной машиной, смазанный желудочной кислотой, выплюнутый комок блевотины. Но не человек. Тело ломило, как у алчущего дозы наркомана. Конечности онемели, а в ушах стоял звон колокольчиков. Под закрытыми веками рябил калейдоскоп разноцветного серпантина. А каждый вдох отдавался сдавливающей болью в грудине.

Леон предпочёл бы не просыпаться. Но глухо простонав, он вытянулся на полу. Ноги свело судорогой от непривычного положения и места сна. Не с первой попытки приняв сидячие положение, он потянулся к окоченевшим ногам. Заскорузлая ткань толстовки и рубашки намертво прилипла к коже вокруг засохших корочек от порезов.

Ранение. Нож. Потрошитель.

Гнусное видение на грани ночи и утра вызвало новый приступ тошноты. Но Леон сдержался, ухватился за край стола и поднялся со стоном. Кухня оказалась не лучшим пристанищем для сна. Аптечка лежала на верхнем отделении полки. Какого чёрта он так далеко её засунул? Наверное, потому что редко пользовался, и не был уверен, есть ли у него антисептик и бинты. Стоя на цыпочках, юноша зацепился за белый пластик, но когда услышал дверной звонок, резко дёрнулся, опрокинув всё содержимое на пол. Раздавил ампулу бог знает чего. Он не снял ночью кроссовок, что спасло от очередного пореза.

В дверь настойчиво стучали под аккомпанемент звонка. Рефлекторно прихватив с собой кухонный нож, Леон вышел в коридор, медленно приблизился к входной двери, и прижался к комоду, разделяющему его с выходом. В выпуклом изображении глазка зевал Калеб Гаррисон со всеми вытекающими последствиями хмельного утра.

– Эй, я слышу, что ты за дверью, спящая красавица, проснись и пой.

– Калеб, это ты? – голос прозвучал хрипло-осипшим, незнакомо, как у больного ангиной, и Бёрк схватился за горло, устрашившись мыслью, что его повредили лезвиями когтей. Ничего, он цел.

– Ну, а кто, по-твоему, если не я? – отозвался раздражённо Гаррисон, и в подтверждение своему скверному настроению ударил ногой в дверь.

– Калеб, рядом с тобой нет никого вооружённого и опасного? – но кого бы не ждал и боялся Леон, в глазке на него смотрел злой как чёрт и голодный как студент друг с явным недосыпом и выраженной агрессией.

– Нет, Рейвен здесь нет.

Леон, обойдя тумбу, отодвинул её одним ударом ноги и, быстро справившись с замками, распахнул дверь. Калеб застыл, будто поражённый магической силой Медузы Горгоны. Долго моргая, с силой сжимая веки, точно пытался проснуться от дурного сна, Калеб глубокомысленно промычал, а после разразился лицедейским смешком.

– Дружище, ты так сильно рад меня видеть, что, испачканный в томатах, готов зарезать этим милым ножиком? Или ты слишком близко к сердцу принял мой совет Рейвен? – Гаррисон вошёл в квартиру, пройдя мимо её хозяина. – Не пугай меня так, а то подумаю, что это ты у нас Потрошитель.

С каждым словом голос Калеба отдалялся всё дальше, приблизительно в районе кухни. Леон захлопнул дверь, замкнув на все замки, и последовал за другом. Калеб вёл себя в его доме как истинный хозяин, злоупотребляющий старой мудростью «Чувствуйте себя как дома» в прямом смысле и везде, вне зависимости от того, насколько его были рады видеть. В холодильнике он нашёл нечто отдалённо похожее не съестное, оглянулся вокруг и как-то разочарованно и потеряно прошептал под нос: «А куда ты дел тарелки?».

– А со щекой что? – Калеб дотронулся до своего лица, Леон отзеркалил его жест. Нечто шершавое кольнуло подушечки пальцев.

Ужас застыл в районе горла, куда целилась рука убийцы. Леон вернулся в коридор, к зеркалу, заключавшему в себе картину неприятную и непривычную: грязные от пота и мусора волосы прилипли к посеревшему лицу, щеку по диагонали от уха к губе украшали четыре полосы – глубокие, но тонкие царапины, какие оставляет бешеная кошка.

– Учился бриться, что ли? – подтрунил Гаррисон, когда вернулся Леон. – Не волнуйся, тебя это ещё нескоро коснётся!

– Калеб…

Леон оперся рукой о стену, склонив туловище и зажмурив глаза. Он не хотел произносить этого вслух, потому что не желал признавать отвратительную реальность. Гаррисон, вальяжно развалившись за кухонным столом, откинувшись, как царь в своём троне, смаковал далеко не свежий фастфуд, оставлявший после себя горькое послевкусие просроченного масла.

Леон остановился у окна, откуда доносился шум дождя. Чикаго опутала тяжёлая завеса облаков, что стлались по небу дымом. Дождь смывал грязь, прошедший день и улики. А вместе с тем и обыденное прошлое Леона Бёрка.

– Калеб…

– Я взял нам два билета, не говори только никому, не хочу, чтобы Рейвен опять… – Калеб продолжал тираду, к какой даже не пытался прислушаться художник.

Если он скажет это вслух, то вся его спокойная жизнь канет в Лету. Розовые очки разобьются и останутся позади, его вынудят выползти из кокона, сотканного из красок, уюта, пледа, чая и удобных добрых людей. Он примет жизнь не только красивой с её эстетической стороны, но грязной и отвратительной, как помои шлюхи – такой, какая она есть, а не такую, какую он её писал на картинах.

– Калеб, вчера я сбежал из рук Потрошителя.