Проект «Убийца»

– Мы – тьма. Тьма, которая отражает свет, либо отвергает его, прячась в собственных тенях. И чем глубже мы погружаемся в собственные тени, тем хуже распознаем свет других. Мы слепы, но прозреваем, не открыв глаза, а открывая душу, что новым источником способна осветить чужую тьму.

– И зачем ты мне это говоришь? – Леону мешал шум дороги, он хотел попросить Калеба подойти ближе, но тот пятился назад, спрятав руки в карманах.

– Не знаю, надо же сказать что-то пафосное и лиричное перед началом авантюры и концом плохого розыгрыша.

И разошлись каждый в свою сторону.

Калеб пребывал в экзальтированном экстазе от предвкушения разоблачения Адама Спарка. Калеб был уверен как никогда в том, что неудавшийся Потрошитель не кто иной, как их растаман без растаманской шапки. От одного представления выражения лица растерянного Адама у Гаррисона дрожали в нетерпении коленки. Обычно он предпочитал путь домой в наушниках, но сейчас он должен быть начеку, весь обратившись вслух. Внутренним параноидальным чутьём он чувствовал, как некто идёт за ним след в след. Оглянулся. Никого. Даже расстроился немного. Завернул в проулок между старинными кирпичными домами, квартиры которых, кажется, в этом районе сдавались в аренду. Пнул по дороге пустую бутылку из-под текилы, жалобно прозвеневшую по гравию. Обогнул стоящие коробки у набитых по самую крышку мусорных баков. Поморщился от противного запаха гнили.

За спиной вульгарно просвистели – как шлюхе, зазывающей из автомобиля у обочины дороги.

Гаррисон плотоядно оскалился, медленно обернувшись.

– А, вы?

В толстовке загремела музыка. Леон запустил руку в карман, обнаружив забытый Калебом мобильник. Калеб, чтоб его! Как можно забыть о самой неотъемлемой части жизни! Остаться без мобильника – всё равно что без рук. Звонил отец Калеба. Леон посчитал некрасивым отвечать на чужой звонок. Они разошлись не так давно, он ещё сможет нагнать друга, чтобы вернуть айфон. Как-никак Леон знал все пути и любимые улочки, по которым сокращал путь Калеб. И Леон побежал трусцой под мелодию звонящего мобильника. Свернул в проулок, ближе к концу которого стояли две фигуры.

– А, вы… – Голос Калеба. Он догнал его.

Но Калеб прятался за широкоплечей фигурой, облачённой во всё чёрное.

Леон замедлился, остановился у мусорных баков. Тень, нависшая над Гаррисоном, зашевелилась. Левой рукой человек в чёрном схватил Калеба за горло, подняв в воздух без усилий, как пушинку, и одним ударом прижал к стене дома. Только короткий вскрик успел вырваться из груди Гаррисона. Как опытный шулер, прячущий в рукаве козырь, мужчина вскинул рукой, из-под рукава блеснуло лезвие кинжала. Ноги судорожно бились, два удара пришлись по человеку в чёрном. В грудь Калеба одним мощным ударом по диагонали вошёл длинный блестящий клинок. Сталь застыла в груди испустившего короткий вскрик Гаррисона. Это был даже не крик, скорее вздох удивления от наступившей мгновенной смерти.

Леон не мог пошевелиться. Он стоял как конченый идиот, смотря, как ноги Гаррисона перестают биться в судорогах и виснут подобно верёвкам.

Господи, за что, нет, остановитесь, я не хочу, не хочу, не хочу. Не хочу умирать.

И Леон пятился, пятился назад, заставлял тело двигаться. Шаг вправо, к баку. Он медленно осел, упав на трясущиеся колени.

Убийца разжал пальцы, аккуратно опустил тело Калеба, будто присевшего отдохнуть к стенке.

Леон, ползя на коленях, спрятался за баками мусора, прижался спиной, как и Калеб у дома, к зелёному пластику, пытаясь раствориться в этом ошибочном мире. Поджал колени к груди и зажал рот, из которого рвались всхлипы и неконтролируемый крик страха и скорби. Из тумана помутнения доносился грохот, вой машин и ликующие крики из открытого окна. Кто-то из жильцов прокричал «Гол!» и последовали бурные аплодисменты.

Господи, пройди мимо, умоляю, пройди мимо, не смотри, не смотри за чёртовы мусорники.

В такт биению сердца приближались шаги. Он слышал тяжёлую поступь смерти. Вестник смерти. Слишком близко, слишком громко, он рядом, сейчас заглянет за мусорные баки. Леон затаил дыхание. Не дыши, нет, не дыши. Тень мелькнула, поравнялась с ним, удар сердца, и прошла мимо, стремительно направляясь к оживлённой улице. Так будто не под рукавом косухи спрятан окровавленный нож.

Леон не знал, сколько просидел на холодном асфальте, прислонившись к баку, не в силах заставить себя двигаться. Он останется здесь, навсегда, среди объедков, дерьма и трупа Калеба Гаррисона. Но не выйдет из своего укрытия. И плевать, что в конце проулка человек в чёрном давно исчез.

Но он выполз из своего укрытия, как гадюка, на корячках – ноги не слушались. Дополз таким отвратительным, постыдным способом к телу Калеба, присевшему так просто отдохнуть. Ничто не выдавало в нём мертвеца кроме маленького пореза в толстовке. Разлившегося по животу пятна. Тлетворного душка дерьма. И взгляда – пустого, смотрящего в одну точку, когда Леон стянул с него свои очки. Очки, в которых должен был умереть он, а не Калеб.