Но и «свидетелю» Михе морозить уши и прочие части тела надоело. Из них троих он был самым «домашним», и если бы не боязнь оказаться в изгоях, вряд ли бы он тут вообще появился. Да и дружба с Игорем дорогого стоила. Только он и в самом деле сильно замёрз – вот-вот достанет и напялит шапку. А пока всего лишь сказал, а точнее, как обычно, проныл:
– Ну а ты точно его видел? Может, это не он к твоему бате ходил? А мы тут ждём…
– Ещё раз, для непонятливых, – сказал Игорь, которому от холода не удалось как следует разозлиться. Лучше повторить то, что уже говорил: пока треплешься, про дубак забываешь. – К моему бате приш ёл отец Ведра, это его я успел заметить. Но Ведро за ним тоже зашёл, я слышал их бубнёж. Что, я его голос не узна́ю?
– А вдруг они… – продолжил ныть Миха, но Игорь оборвал его уже более резко:
– Просто так пришли, на купировщика позырить?.. Давай я тебя к нему отведу, хочешь?
Миха попятился.
– Не!.. Я так… Ты чего?
– Но он ведь его не резал? – не обращая внимания на лопочущего Миху, спросил Серёга. – Ты говорил, они быстро ушли. Может, у Ведра и нет хвоста?
– Вы что, дебилы?! – наконец-то всерьёз разозлился Игорь. – Я ещё раз спрашиваю: хотите, я вас к бате отведу? Просто так, блин, узнать о трудностях работы купировщика? Профессия редкая же – один на сто тысяч… Или лучше не надо, вдруг купировщик хвост учует? Вдруг он только-только начинает расти?
– Лучше не надо… – попятились теперь оба парня.
– Тогда лучше не надо гнать пургу! Если кто-то пришёл к купировщику, значит, у него есть хвост. А если ушёл быстро, значит, купировщик учуял, что резать хвост бесполезно – вырастет новый. Хотя по мне без разницы, вырастет или нет: если он у тебя был – ты всё равно прихвост, всё равно обезьяна! Понятно вам?!
– Понятно, – шмыгнул носом Миха. А Серёга вдруг воодушевился:
– А вот мы сейчас сами узнаем, есть у Ведёрка хвостик или нет. Правда, Ведёрко?
Вышедший из-за угла дома худощавый парень в тёплой шапке-ушанке, увидев одноклассников, замер.
– Иди сюда, Ведро, – процедил Игорь.
– З-зачем?..
– Лучше сам иди. Или я тебе ногу сломаю, тогда понесём. Что выбираешь?
– Я с-сам, – закивал Толя Ведерин по кличке Ведро. – Я пойду, но… Что вы хотите?
Толя стал озираться в надежде на чью-нибудь помощь, но в наступивших декабрьских сумерках за отсутствием поблизости фонарей видно было плохо, да и времени ему не дали: Игорь подскочил, резким ударом сбил с головы шапку, вывернул руку, толкнул вперёд, в совсем плотную тьму подворотни.
Нет, это только при взгляде извне там казалось очень темно. На деле предвечерний свет добирался и сюда. Его было достаточно, чтобы видеть озлобленные лица одноклассников, а ещё… блеснувший в руке у Игоря Коротова нож.
– Снимай штаны, – сказал Игорь.
– Что?! – рванулся Толя, в отчаянной, но бесполезной надежде проскочить меж парнями. Сергей и Миха схватили его с двух сторон.
– Серёга, держи его один, – как дирижёрской палочкой взмахнул ножом Игорь. – А ты, Ведро, снимай штаны. Ты же хотел, чтобы тебе купировали хвост? Твоё желание сейчас сбудется. Ты ведь не против, если это сделает не сам купировщик, а его сын?
– Я против! Против! – завопил и стал вырываться из Серёгиных рук Ведерин. – Помогите!
– Миха, правда, помоги, сними с него штаны. А ты, Серёга, держи крепче, а то я кроме хвоста ещё чего-нибудь отчикаю.
– Я не буду!.. – отпрянул от Ведерина Миха. – Ты чего, Игорян? Ты ему точняк хвост резать хочешь? Я думал, только попугать…
– Попугаю я сейчас тебя! – взмахнул ножом Игорь. – Снимай с него штаны! Быстро!
Миха дрожащими руками задрал куртку Ведерина. С безумным отчаянием жертвы Толя задёргался, бесцельно пиная воздух. Его истошные вопли слились с трелью полицейского свистка.
Мальчику было всего восемь месяцев. Однако он не плакал и, кажется, вообще ничего не боялся. Лежал на узком, длинном купировочном столе и смотрел ярко-синими глазёнками на Семёна. Мама ребёнка суетилась рядом, затем протянула к сыну руки, собираясь снять курточку.
– Не надо, – сказал Семён.
– Почему?.. Вы даже не посмотрите его? На его… ну…
– Нет. Вы же сами сказали: ребёнку восемь месяцев. В этом возрасте…
– Да, я знаю, мне говорили: можно понять после года, а то и позже. Но режьте всё равно! Я заплачу, сколько скажете.
– Сколько скажу?.. – Ноздри Семёна стали раздуваться, он с трудом сдерживался. – Я скажу вам одно: ни за какие деньги я не собираюсь мучить ребёнка. Уходите. Придёте ещё раз через полгода, лучше через год, тогда и посмотрим.
– Через полгода?! – взвилась женщина. – Через год?! Когда все вокруг будут знать, что мой сын прихвост?
– Вас больше волнует это, чем риск его здоровью? Сейчас не средние века, даже не прошлый век. С дискриминацией давно покончено, люди с хвостами и без них равны. В наше время такое понятие, как толерантность – это…