Вероника смотрела на него одним глазом. Не русалочьим, а голубым, а вместо второго на лице располагалась бархатная повязка, расшитая блестящими камушками.
– Затем, что ваш окоматограф испортил мне жизнь! Видите, видите это? – Она указала пальцем на повязку. – А когда-то у меня было два глаза, два прекрасных голубых глаза! И знаете, кто забрал у меня один?
Лука замотал головой.
– Креньи, – выдохнула Вероника, – его всемирно известный фильм о феях. Люди смотрели его моим глазом! И я постаралась, чтобы его реликвия, его окоматограф сгинул.
– Тогда зачем вы рассказали мне о том, как его найти? – непонимающе спросил Лука.
– Потому что надеялась, что вы исчезнете: чем меньше окоматографистов, тем лучше людям.
– Но я вернулся, и я нашёл его. – Он оттолкнул Веронику и кинулся к саквояжу.
– Нашли и радуйтесь, радуйтесь: ведь эта реликвия – всё, что осталось от окоматографа! – Вероника расхохоталась. – Вы больше никому не нужны; о чём бы вы ни мечтали, забудьте!
– Вы мне противны, – выдохнул Лука и, подхватив антик, покинул кабинет, а в ушах звучал смех Вероники. Смех, полный ненависти и восторга.
Выскочив из полутёмного холла конторы, Лука на мгновение зажмурился от яркого солнца. Сделал шаг, оступился и, нелепо взмахнув руками, рухнул на тротуар. От удара застёжка саквояжа сломалась, и из его недр прямо на проезжую часть выкатился глиняный горшок и око Одиссея.
– Нет! – только и успел выкрикнуть Лука, как по дороге промчалось авто, под колесами которого с хрустом рассыпался древний раритет.
Гудели, останавливаясь, авто, кричали погонщики железных ходоков, удивлённо таращились зеваки. Последний окоматографист ползал по дороге, собирая осколки древнего сокровища, осколки несбывшейся мечты.
Марк Москвитин. День служивого
– Подъё-о-о-о-м!!! – истошно завопил дневальный Лёшка Огурцов.
– Совсем одурел… – пробормотал Кузякин. Он уже и так просыпался. Наконец, начал привыкать к подъёму в шесть. Но всё же, как не хочется вылезать из постели! Бросать недосмотренный сон. Во сне Кузякин тянул за собой на верёвочке пустой троллейбус. Громадина катилась легко, даже верёвочка иногда провисала… Кругом раздавались голоса, шорохи, двойное буханье пяток об пол. Народ вскакивал. Кузякин, ворча и мотая невыспавшейся головой, сбросил одеяло. Оделся, застелил койку не самым последним. Вместе с толпой продавился в дверной проём и побежал на свой левый фланг.
Сосед справа Вовка Хохлов подмигнул.
– Скажи, Вовка, – спросил Кузякин, – почему Лёша орёт как крокодил? Всю роту заиками сделает.
– Так уж и всю роту… Селиванов велел. Чтобы я, говорит, в штабе услышал.
– Паразит…
– Сегодня, кажется, в духе.
– Ага, опять что-нибудь выдаст.
– Р-р-рота-а-а! – раскатился бас помкомроты прапорщика Селиванова. – Смир-р-на!
У правого фланга кучкой стояли офицеры в бледно-зелёных плащах. Утро выдалось прохладным. Полковник Мирошников глянул вдоль строя, буркнул вполголоса:
– Блядь, одни животы…
– Так точно, товарищ полковник, – отозвался капитан Скалкин. – Паскудное зрелище.
– Интересно, – сказал майор Строганов, – чем их так по воскресеньям закармливают?
– Напишу рапорт, – с отвращением произнёс полковник. – Пусть обратно переводят на войсковую часть.
Селиванов между тем набрал полную грудь воздуха.
– Юные пионер-ры! Кор-р-рупционер-ры! Инженеры-кор-р-рупторы! Конструкторы коррупции! Напра… во!
Обожал прапорщик поиграть словами.
«Юные пионеры» вразнобой повернулись.
– Слуги нар-рода! Друзья человека! Вокруг казармы бегом… Марш!
В коридоре сидели посетители. Кузякин на ходу поздоровался и вошёл в свой кабинет с именной табличкой. Открыв боковую дверку, оказался в каморке-переодевальной. Быстро скинул форменное х/б и надел белую рубашку, костюм и галстук. Сел за стол. Часы показывали девять.
Динамик в углу захрипел и рявкнул голосом Селиванова:
– К несению службы… при-сту-пить!
Кузякин опустил палец на кнопку. В коридоре зажглась зелёная лампа. Раздался короткий звонок.
Вошёл первый посетитель. Старик. Ему надо было прирезать к своим шести соткам прилегавший бесхозный клочок земли. Кузякин открыл в компьютере бланк заявления.
– Сами заполнить сможете?
– Не знаю…
– Давайте паспорт.
Он сделал старику заявление, пару других документов и «шпаргалку» – куда идти дальше, к кому обращаться, с какими бумагами. Поставил печати и расписался.
Следующей была старуха, от порога заявившая:
– Я пензию получаю…
Она желала переписать садовый участок на внука. После неё вошла маслено улыбающаяся тётка, явная торговка.
– Господин начальник! Дельце-то небольшое, но уже давно мучаюсь. Сосед забижает, уж так забижает… – и она вдруг всхлипнула.
– Говорите, говорите, – подбодрил Кузякин.
По мере того, как он слушал тётку, ему всё яснее становилось, что она сама норовит «забидеть» соседа-программиста, которому не нравится, что тёткины собаки бегают непривязанные и кусают его. Да, если программист, в свою очередь, проявит активность, то этой дуре и хамке не позавидуешь…