Воздух, пропитанный запахами йода и соли, сулил приключения.
Блестя медным боком, вдоль причала двигалась самоходная карета. Ехавший в ней мужчина осторожно прижимал к себе саквояж. Костюм-тройка и шёлковый цилиндр странно сочетались с тёмным, обветренным лицом, и, хотя подбородок путешественника был чисто выбрит, он то и дело проводил ладонью так, будто приглаживал несуществующую бороду.
– «Святая Эрида» – самый быстрый из кораблей этого типа, – рассказывал ему водитель авто, – на корабле есть не только паруса, но и механический двигатель, приводимый в движение паром!
– Разве это не опасно? – Путешественник покосился на корабль, к которому они приближались.
– Не больше, чем ехать на этой колымаге, – усмехнулся водитель. – Поверьте, вам понравится путешествие, а главное, совсем немного – и вы будете дома.
– Дома… Я и забыл это слово, – эхом откликнулся мужчина. – Пять лет ушло на поиски… – Он осёкся.
– Но вы нашли, что искали? – заинтересовался водитель, однако пассажир не ответил. Его мысли были далеко отсюда. Низкие тучи ползли по небу, омрачая и без того нерадостное событие. Прощающиеся в своих чёрных нарядах походили на стаю воронья, что мерзко каркала среди тщедушных ветвей деревьев. На похороны знаменитого окоматографиста маркиза Креньи собрался весь цвет общества, и это лишь те, кого пустили к склепу. Толпы же простого люда таращились на церемонию из-за кладбищенской ограды, провожая в последний путь любимца публики. Лука стоял в первом ряду как подопечный маркиза и задумчиво рассматривал размокшую под ногами грязь. Известие о смерти старика застало его в лаборатории. Вернувшись от Креньи, Лука не мог уснуть, он отправился в святая святых, туда, где хранились лучшие образцы очей, собранные им по всему свету. Лука доставал то одну, то другую склянку, всматривался в расширенные зрачки, любовался разноцветной радужкой и всё думал над словами Креньи.
Действительно ли старик хотел сделать его своим наследником и отдать изобретение Одиссея или это был лишь бред больного человека, стоящего на пороге смерти?
Увы, теперь Лука не мог узнать ответ на свой вопрос. Со смертью маркиза все его тайны умерли вместе с ним…
– Вам грустно? – Мелодичный женский голос пробился сквозь мысли Луки, точно лучик света сквозь кладбищенские тучи.
– Пожалуй, – кивнул Лука, разглядывая собеседницу. Тёмные локоны обрамляли бледное сердечко лица. Густая траурная вуаль скрывала её глаза, и Лука почувствовал себя неуютно.
– Не стоит печалиться: маркиз прожил яркую жизнь и ушёл не прощаясь, как и положено джентльмену. – Девушка улыбнулась.
– Но он мог бы столько сделать для окоматографа! – возмутился Лука. – Только подумайте, сколько историй он ещё мог отыскать! Сколько мог бы показать людям! То, что является собственностью одного, увидел бы целый свет!
– Возможно, вы правы, – собеседница слегка коснулась волос, – но, говорят, синемация…
– Ах, полно вам, – недовольно отмахнулся Лука, – живые рисунки – ничто рядом с подлинными событиями, увиденными людьми!
Собеседница промолчала, как раз сейчас священник завершил молитву.
Все разошлись быстро, хотя, может, Луке только так показалось. А он всё стоял под пронизывающим холодным дождём, глядел на серые стены склепа и думал: правда или нет, правда или нет?
– Прощайте, – донёсся до него голос давешней собеседницы.
Лука обернулся и, не успев осознать, что делает, выпалил ей вслед:
– Вы Элейн? – сказал и залился краской.
– Элейн? – удивилась девушка. – Нет, я Вероника.
– Простите, так неловко получилось, – забормотал Лука, чувствуя себя последним глупцом.
– «Элейн» – это название корабля, который принадлежал моему отцу, – будто и не заметив извинений, продолжила незнакомка.
– Корабль? – переспросил Лука.
Девушка кивнула, щелчком раскрыла над собой чёрный купол зонта и медленно пошла по дорожке к выходу.
Лука глядел на неё, исчезающую среди старых могильных плит и каменных крестов, и в голове его вертелась мысль, что им необходимо встретиться.
Над ухом резко и противно каркнула птица, и Лука, вздрогнув, бегом бросился догонять Веронику. Не замечая луж, он мчался следом, придерживая одной рукой цилиндр, а другой крепко вцепившись в трость. Условились встретиться назавтра. Весь вечер Лука не находил себе места. Морщась, разглядывал полученные награды, пересчитывал их, вздыхал и вновь пересчитывал.
А во сне он вновь видел себя голодным мальчишкой, босоногим Ванькой, которого мать спозаранку выгоняет на дорогу выпрашивать копейку у господ, едущих в самоходных каретах.
Проснувшись, Лука, точно больной, покачиваясь, прошёл к рукомойнику и долго плескал холодной водой в лицо, смывая липкие тенета кошмара.
Он не любил вспоминать прошлое и оттого, почуяв в себе силу к окоматографии, сбежал из дому, сменил имя и больше не показывался на ненавистном пороге.