– Конечно, я была у доктора. У меня прекрасный психомедик, Игорь Иванович Касаткин. Он специализируется на неврозах у людей экстремальных профессий. Почему-то считается, что быть энигмастером – опасное занятие. Игорь Иванович сказал, что субъективно я здорова. У меня хороший аппетит, адекватные реакции. Лёгкая заторможенность вполне объяснима пережитым стрессом. И непонятно, почему я перестала спать.
– Ты славный, ты сильный. Ты сильнее всех людей, кого я знала. Наверное, выражение «как за каменной стеной» придумано о таких, как ты. Но дело в том, что я люблю другого человека. Вы с ним совершенно не похожи. Он старше меня, и он очень умный. Я хочу говорить с ним, слушать его и быть рядом, даже когда он молчит. И старательно молчать в ответ… как ты уже знаешь, для меня это тяжкое испытание. Это чтобы не выглядеть глупой. Хотя рядом с ним кто угодно выглядел бы глупо.
– Понимаешь, я не дурочка. Мужчинам нравится быть умнее и сильнее. Сильнее – пожалуйста, я не против. Но быть умнее меня… это нужно постараться. Я не хвастаюсь, мне самой это доставляет кучу хлопот. Но я умная и никогда не стану это скрывать.
– Человеку, которого я люблю, со мной проще других. С высоты своего опыта он, наверное, и не подозревает, что я чем-то выделяюсь, что я ближе к нему, чем прочие. Точно так же и мне проще с ним. Я могу молчать, могу говорить, но у меня никогда не возникнет нужды в притворстве. С ним я просто могу быть собой. И быть уверенной, что его это нисколько не бесит.
– Иногда он ведёт себя как сущий идиот. Однажды он… Хотя неважно. Как ребячество сочетается в нём с умом и здравым смыслом? Мне никогда не понять. Зачем я тебе это рассказываю? Я могу говорить о нём бесконечно, но только сама с собой. Это не для посторонних ушей, понимаешь?
– Теперь самое время предложить остаться друзьями. Но мы оба знаем, почему это невозможно. Впрочем, и так никто никогда не соглашается.
– А теперь отпусти меня, – наконец говорит Маша. – Не вредничай, тебе это не к лицу. Пожалуйста.
В полном молчании проходит несколько минут. Затем Маша встаёт и покидает кафе.
Молодой человек в лётной форме молча глядит ей вслед. И улыбается грустной прощальной улыбкой.
Маше хочется одновременно и побыть одной, и порыдать у кого-нибудь на плече. У Артура Сарояна широкие плечи, но они не годятся.
Есть только одно плечо во всех мирах, которое справится с подобной задачей. Точнее, их два, левое и правое, как и полагается, свобода выбора налицо. Но сейчас они далеко, ужасно далеко, так далеко, что и вообразить невозможно.
Маша чувствует себя самой одинокой девушкой во Вселенной.
Это ничего не меняет. Уходя – уходи.
«Прости», – шепчет она виновато.
Проходя мимо зеркала, в котором отражается зал, Маша, сама того не желая, бросает в него мимолётный взгляд. Она знает: зеркала не всегда отражают настоящее, иногда они показывают то, что нельзя увидеть просто так.
Но в зеркале нет никого, кроме Маши.
Юлия Гладкая. Окоматограф
Солнце нещадно палило сухую потрескавшуюся землю, выжигая добела стены невысоких глиняных домов. Однако зной не мог помешать торговцам. Многоголосый рынок зазывал и заманивал. В воздухе витал аромат свежего хлеба и жирного плова.
Смуглые улыбчивые продавцы сулили за гроши богатства самого Соломона. Темноокие красавицы примеряли нитки разноцветных бус. Недовольно ворчала старуха подле прилавка с пряностями. Тонкими сухими пальцами она перетирала каждый корешок и прикладывала его к крючковатому носу. Чуть дальше чёрные, точно смоль, скакуны с жарким, как здешний климат, норовом, соседствовали с флегматичными верблюдами, лежащими на горячем песке. Животные неспешно жевали траву, и им не было дел до суеты и гама.
Мимо всего этого благолепия, сутулясь, прошёл путник. Некогда светлая кожа его потемнела от загара. Ещё не старое лицо обрамляла криво обстриженная борода.
Босой, в шароварах, таких же, как у других торговцев, он мог бы оказаться незаметным, если бы не одна мелочь. Из-под жилетки, расшитой стеклянными бусинами и шёлком, неуместно торчала цепочка, на какой носили карманные часы.
Вот он, наклонившись, зашёл под навес барахольщика и оглядел полки, заваленные товаром. Монисты и колокольца мелодично зазвенели, стоило неосторожно задеть их. Отражения заплясали в мутных зеркалах и на отполированных вазах. Игрушки, картины, глиняные и каменные статуэтки уставились на покупателя.
– Чего желает душа пришедшего под мой навес? – приветствовал странника хозяин, по-кошачьи щуря глаза.
Покупатель огляделся и, видимо, не найдя того, что искал, только покачал головой.
– Э, погоди огорчаться, – посоветовал торговец, – осмотрись, в моей лавке много чудесного. Хочешь, вот портрет принцессы, а вот книга, в которой записан рецепт бессмертия; я бы давно приготовил это зелье, да жизнь и так хороша. А может, ты ищешь власть?
– Есть ли у тебя око Одиссея? – вместо ответа спросил путешественник. Перестав улыбаться, торговец отвернулся от гостя и молча зажёг ароматную палочку. По лавке поплыл запах сандала, тревожный и вместе с тем чарующий.