«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

– Я сказал, что демоны не могут убить себя, – напомнил Азазель. – Смерть от внешнего воздействия – дело другое. Это же относится и к размножению.

– Но должны же у вас быть эмоции, – вконец запутался Карневан, – ведь инстинкт самосохранения основан на страхе смерти!

– Эмоции демонов не похожи на человеческие. С клинической точки зрения я способен проанализировать и понять реакцию Филлис. Девушка воспитана в строжайшем ключе и подсознательно противится этому, но даже не помышляет вырваться из-под родительской тирании. Для нее ты был символом свободы. Она втайне восхищалась тобой, завидовала тебе, потому что ты мужчина и, по ее мнению, сам себе хозяин. Любовь – неискренний синоним слову «размножение», а душа – воображаемая сущность, обязанная своим появлением инстинкту самосохранения. Другими словами, ни любви, ни души не существует, а сознание Филлис затерялось в лабиринтах подавленных комплексов, страхов и надежд. Пуританство – ее способ обрести благополучие. Вот почему она не простила тебе интрижку с Дианой. Отказ от прощения был для нее способом вернуться в безопасные пределы привычного жизненного шаблона.

– Продолжай, – заинтересовался Карневан.

– Увидев меня, Филлис перенесла сильнейший психологический стресс, и на какое-то время у руля встало ее подсознание. Поэтому она помирилась с тобой. Она эскапистка; поскольку прежняя картина мира оказалась небезопасной, Филлис согласилась выйти за тебя, чтобы вновь сбежать от реальности и реализовать свое стремление к благополучию.

Смешивая очередной коктейль, Карневан кое-что вспомнил:

– Говоришь, души не существует?

– Ты неправильно меня понял, – съежился Азазель под саваном плаща.

– Это вряд ли. – Карневан почувствовал, как пьяное онемение сменяется холодным ужасом. – Мы заключили сделку: ты служишь в обмен на мою душу. Но теперь ты объяснил, что у меня нет души. В таком случае зачем ты мне помогаешь? Каковы твои реальные мотивы?

– Вот сейчас ты сам себя пугаешь, – проворчал демон, но в его неземном взгляде мелькнула настороженность. – С начала времен любая религия основывалась на гипотезе о существовании души.

– Так она существует?

– Почему бы и нет?

– На что она похожа? – спросил Карневан.

– Тебе не представить, – ответил Азазель, – потому что не с чем сравнивать. Кстати, Элай Дейл скончался две минуты назад. Поздравляю, теперь ты старший партнер.

– Спасибо, – кивнул Карневан. – Если хочешь, сменим тему, но рано или поздно я докопаюсь до истины. Если у меня нет души, тебя интересует что-то другое. Однако вернемся к разговору о Диане.

– Ты хочешь свести ее с ума?

– Нет, я хочу, чтобы это сделал ты. Она шизоид: худощавая, с длинными конечностями, до смешного самоуверенная. Построила жизнь на фундаменте, в реальности которого не сомневается, и надо сделать так, чтобы этой реальности не стало.

– Итак?

– Она боится темноты, – неприятно улыбнулся Карневан. – Будь вкрадчив, Азазель. Пусть она услышит голоса. Пусть увидит, как за ней следят. Пусть у нее разовьется мания преследования, а органы чувств подводят один за другим. Вернее, не подводят, а обманывают. Пусть ей почудится запах, которого не чувствуют другие, а пища покажется ядовитой. Пусть она начнет осязать что-нибудь… неприятное, а при необходимости… что-нибудь увидит.

– А я еще спрашивал, известно ли тебе, что такое зло… – Азазель встал со стула. – Но мой интерес исключительно клинический. Я могу понять, почему это важно для тебя, но не более того.

Зазвонил телефон. Карневану сообщили, что Элай Дейл умер от спинального менингита.

Чтобы отпраздновать это событие, Карневан приготовил еще один коктейль и поднял тост в честь Азазеля, уже отбывшего к Диане. Костлявое, жесткое лицо Карневана почти не раскраснелось от выпитого. Стоя в центре комнаты, он медленно поворачивался кругом и рассматривал мебель, книги, безделушки. Неплохо бы переехать в другую квартиру, побольше и получше. В квартиру, подходящую молодоженам. Интересно, как скоро Филлис окончательно выздоровеет? Азазель… Что ему нужно? Определенно, не душа. Но что?

Прошло две недели. Однажды вечером Карневан позвонил в дверь Дианы. Та спросила «кто там?» и сперва чуть приоткрыла дверь, а потом уже впустила гостя.

Увидев, как она изменилась, Карневан даже вздрогнул, хотя выглядела Диана не хуже обычного, если не считать обильного макияжа, наводившего на определенные мысли: этот макияж был символом ментального экрана, которым Диана пыталась отгородиться от сверхъестественного вмешательства.

– Господи, Диана, что стряслось? – заботливо спросил Карневан. – Когда мы говорили по телефону, мне показалось, что у тебя истерика. Я же сказал вчера, что тебе надо к врачу.

Диана кое-как вытащила из пачки сигарету, а когда Карневан услужливо чиркнул спичкой, руки его любовницы едва заметно вздрогнули.

– Была я у врача. Он… не помог мне, Джерри. Как же хорошо, что ты больше не сердишься.