«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

— Минуту. У людей доброй воли принято обмениваться дарами, — осуждающе сказал Тио Игнасио, пряча куколку за спину. — Поэтому если ты пожелаешь дать мне, просто в качестве сувенира, несколько песо… ну, скажем, ту сумму, которую мы оговорили как плату за последнее заклинание… Ах! Muchas gracias, señor! Muchas gracias![79]

На кресте столетий

Его звали Христом. Но он не был тем, кто пять тысяч лет назад нес крест на Голгофу.

Его звали Буддой и Магометом, его звали Пречистым Агнцем и Помазанником Божьим, его звали Князем Мира и Бессмертным.

На самом же деле он носил имя Тайрелл.

Он тоже взошел на гору — преодолел крутую тропу, что вела к уединенному монастырю. В белом хитоне с ритуальными черными разводами, Тайрелл задержался у стены, щурясь и часто моргая, — очень уж ярко сияло солнце.

Сопровождавшая девушка взяла его за руку и мягко потянула вперед. Он вступил в тень воротного проема.

Но там снова нерешительно замер и окинул взглядом монастырь, изумрудный горный луг окрест и пройденную тропу. В самой глубине души едва ощутимо тлела грусть расставания со всей этой яркой красотой, но он был уверен, что вскоре его дела пойдут на лад. Яркая красота стремительно отступает вдаль, утрачивает реальность…

Девушка снова сомкнула пальцы на его кисти, он послушно кивнул и пошел вперед. В утомленный разум упорно стучалось тревожное предчувствие скорой утраты.

«Как же я стар», — вздохнул Тайрелл.

Впереди на монастырском дворе склонились священнослужители. Самый главный, носивший имя Монс, стоял по ту сторону широкого водоема, отражавшего бездонную небесную синь. То и дело налетал прохладный нежный ветерок, гнал по воде рябь.

Старые привычки слали свои импульсы по нервам. Тайрелл воздел руку и благословил всех, кто его встречал. При этом он тихо рек заученные слова:

— Да пребудет мир. На всей нашей бедной Земле, на обитаемых планетах и в богоспасаемом пространстве между ними да царит покой… Власть… власть… — От волнения задрожала рука — в памяти не ловилось нужное слово. — Власть тьмы отныне бессильна против Господней любви и всепрощения. Я принес вам слово Божье. Это слово — любовь. Это слово — всепрощение. Это слово — мир.

Монахи ждали, когда он закончит. Неподходящее время, неподходящий ритуал. Но это не имело значения, ибо он был Мессией.

По ту сторону водоема Монс дал знак. Сопровождавшая Тайрелла девушка мягко положила ладони ему на плечи.

И Монс вскричал:

— Бессмертный, сбросишь ли ты грязное одеяние твое, а вместе с ним и грехи минувшего столетия?

Взгляд Тайрелла, устремленный по-над водоемом на священников, был рассеянным.

— Благословишь ли ты миры еще одним веком твоего святого присутствия?

Тайрелл вспомнил нужные слова.

— Я ушел с миром, — сказал он. — Я вернулся с миром.

Девушка бережно сняла с Тайрелла белый хитон, опустилась на колени и помогла избавиться от сандалий. Он стоял на берегу совершенно нагой.

С виду Мессия был совсем мальчишка, не старше двадцати. На самом деле ему перевалило за две тысячи.

Душу все бередила непонятная тревога. Монс призывно воздел руку, Тайрелл растерянно оглянулся и встретил взгляд серых глаз.

— Нерина? — прошептал он.

— Окунись в воду, — так же тихо сказала она. — Переплыви озеро Возрождения.

Тайрелл дотронулся до ее рук. Девушка ощутила чудный ток его нежности — его неодолимой силы — и крепко сжала мужскую кисть, и сквозь заполнявший разум Бессмертного туман попыталась дотянуться мыслью, пообещать, что все будет хорошо, что она снова дождется его воскресения, как дождалась уже трижды за последние три столетия.

Она была гораздо моложе Тайрелла, но тоже бессмертна.

Туман в его синих глазах на миг развеялся.

— Дождись меня, Нерина.

К нему вернулась былая ловкость, и прыжок в воду вышел изящным.

Девушка смотрела, как он плывет — уверенными, ровными движениями. Прожитые века нисколько не отражались на его телесном здоровье, ослаб только ум: запустивший глубокие корни в чугунные пласты времени, он постепенно деревенел, утрачивал связь с настоящим, терял по крохам память. Но самые старые воспоминания сохранились, а лучше всего помнилось то, что когда-то было доведено до автоматизма.

Она чувствовала, что ее собственное тело тоже молодо; так было и так будет. Что же касается разума, его дальнейшая сохранность под вопросом. Но кажется, сейчас она видит ответ на этот вопрос.

«Мне досталось великое счастье, — подумала она. — Единственная из всех женщин всех миров, я невеста Христа, а другая бессмертная уже не родится».

Он уплывал, и Нерина провожала его взглядом, полным обожания и благоговения. У ее ног лежал бесформенной грудой хитон, вобравший в себя вековую грязь памяти.

Минувший срок не казался большим. Она очень хорошо помнила, как Тайрелл пересекал этот водоем в прошлый раз. Тот визит в монастырь был вторым для нее, но не для Мессии.

Вот Тайрелл вышел из воды и остановился на берегу. И столь внезапно его уверенность сменилась растерянностью и недоумением, столь явственно читался в позе немой вопрос, что у Нерины защемило сердце. Но Монс был наготове.