«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

— Заткнись, сынок, — ответил старший Пью и отвесил малышу увесистую оплеуху. Руки у мистера Пью были словно окорока. Он действительно напоминал телосложением гориллу.

Когда его огромный кулак опустился на голову малыша, можно было ожидать, что мальчишка перелетит на другую сторону улицы. Но пацан оказался твердым орешком. Он лишь пошатнулся, потряс головой и покраснел от злости.

— Папочка, — завопил он на всю округу, — я предупреждал тебя! Еще в прошлый раз, когда ты врезал мне, я предупредил тебя! А теперь я дам тебе как следует!

Мальчишка глубоко вздохнул, и его крошечные свиные глазки сдвинулись так близко, что я мог бы поклясться — они коснулись друг друга. Одутловатое лицо стало ярко-красным.

— Ну хорошо, малыш, хорошо, — поспешно согласился старший Пью. — Думаю, что пришло время. Не трать на меня силы, сынок. Лучше займись толпой!

Все это время я стоял у края толпы, не спуская глаз с дяди Лема и прислушиваясь к их разговору. В это мгновение кто-то похлопал меня по плечу и тоненький голосок вежливо пропищал:

— Послушайте, мистер! Вы позволите задать вам пару вопросов?

Я посмотрел вниз. Рядом стоял худенький мужчина с добрым лицом. В руке он держал записную книжку.

— Валяйте, — не менее вежливо ответил я. — Спрашивайте, мистер.

— В общем-то, у меня всего один вопрос, — сказал мужчина и поднес карандаш к раскрытой записной книжке. — Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — улыбнулся я, польщенный заботой. — С вашей стороны очень любезно поинтересоваться самочувствием ближнего. Надеюсь, что и вы чувствуете себя неплохо.

Он с недоумением кивнул головой.

— В этом-то вся штука! — воскликнул он. — Ничего не понимаю! Я действительно чувствую себя хорошо!

— Что в этом странного? — поинтересовался я. — Такой тихий солнечный день!

— И не только я, — продолжал он, словно не услышал моих слов. — Все остальные тоже. Но минут через пять, по моим расчетам…

И тут что-то обрушилось мне на голову, подобно раскаленному молоту.

Вы сами понимаете, что любому Хогбену нельзя причинить боль, ударив его по голове. Только дурак может рассчитывать на такое. Я почувствовал, как у меня подогнулись колени, но через пару секунд оправился и оглянулся по сторонам, чтобы узнать, кто ударил меня. Вокруг не было ни души. Но зато как стонала и корчилась вся толпа! Люди хватались за головы, шатались из стороны в сторону, расталкивая друг друга, чтобы побыстрее добраться до грузовика, с которого мужчина быстро раздавал бутылки с лекарством и не менее быстро рассовывал по карманам доллары.

Щупленький мужчина рядом со мной пошатнулся, и его глаза закатились, как у утки при ударе грома.

— О, моя голова! — простонал он. — Ну, что я вам говорил? О, моя голова! — И с этими словами он двинулся к грузовику, нащупывая деньги в кармане.

В семье всегда считали меня придурком, но нужно быть совсем уж кретином, чтобы не понять, что вокруг происходит что-то необычное. А я отнюдь не считаю себя недоумком, что бы ни говорила обо мне мамуля, поэтому повернулся и взглянул на младшего Пью.

Он стоял, этот толстомордый хорек, красный, как индюк, надувшийся от важности, и смотрел на толпу злобными крохотными глазками.

— Колдовство, — подумал я совершенно спокойно. — Я никогда в это не верил, но это колдовство, не более и не менее. Каким образом…

Затем я вспомнил Лили Лу Мутц и то, о чем думал про себя дядя Лем. И многое стало мне понятным.

Толпа обезумела. Люди дрались между собой, прорываясь к грузовику за лекарством. Меня едва не смяли, но я все же пробился к месту, где стоял дядя Лем. Мне стало ясно, что придется взять дело в свои руки, потому что у него не только мягкое сердце, но и не иначе как размягчение мозга.

— Нет, сэр, — упрямо твердил он. — Я не сделаю этого. Ни в коем случае.

— Дядя Лем, — позвал я.

Он подпрыгнул в воздух на добрый ярд.

— Сонк! — взвизгнул он, покраснел, смутился, попытался рассердиться, но я-то видел, какое облегчение он испытывает при виде меня.

— Сонк, — повторил он, — я ведь запретил тебе следить за мной.

— Мамуля приказала мне не спускать с тебя глаз, дядя Лем, — напомнил я. — Я дал слово, а мы, Хогбены, никогда не нарушаем обещания. Что здесь происходит, дядя Лем?

— О, Сонк, все пропало! — застонал он. — У меня доброе сердце, я желаю всем людям счастья, а теперь я натворил такое, что лучше бы мне умереть! Познакомься с мистером Эдом Пью, Сонк. Это он пытается погубить меня.

— Ну что ты говоришь, Лем, — упрекнул Пью-старший. — Ты ведь знаешь, что это неправда. Я просто хочу, чтобы ты поступил по справедливости. Привет, юноша. Насколько я понимаю, это еще один Хогбен. Может быть, тебе удастся уговорить дядюшку…

— Извините меня, мистер Пью, — прервал я его тираду. — Но сначала объясните, в чем дело. Пока я ничего не понимаю.

Он откашлялся и надулся, важно выпятив грудь. Мне стало ясно, что Пью-старший любит говорить на эту тему. По-видимому, это возвышало его в собственных глазах.