«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности

— Еще бы! Алкоголь и табачный дым — это раздражители, Ван. Если уж на то пошло, мысль — такой же раздражитель! Когда у меня возникает духовная потребность надраться и стравить пар, я пользуюсь специальным прибором, стимулирующим раздражение, — и, поверь, улетаю от него не хуже, чем ты улетел бы от кварты мескаля.

— Он цитирует Хаусмана, — объяснила Линда, — изображает разных животных. Голосовой модуль у него — просто чудо. — Она встала. — Прошу простить, но у меня кухонный наряд. Да, у нас все автоматизировано, однако кому-то надо нажимать на кнопки.

— Помочь? — предложил Тэлмен.

— Нет, спасибо. Лучше побудь с Бартом. Пристегнуть тебе руки, милый?

— Не-а, — ответил Квентин. — С моей жидкой диетой легко совладает Ван. Не задерживайся, Линда. Саммерс сказал, что мне скоро на работу.

— Корабль готов?

— Почти.

Линда, закусив губу, задержалась в дверном проеме:

— Никак не привыкну, что ты в одиночку управляешь космическим кораблем. Особенно таким.

— Да, штуковина нестандартная. Но до Каллисто доплетется.

— Ну… там же будет минимальный экипаж?

— Будет, — ответил Квентин. — В нем нет необходимости, но страховая компания требует, чтобы на борту была группа экстренного реагирования. Саммерс молодец, уложился в полтора месяца.

— Собрал эту посудину из жвачки и канцелярских зажимов, — проворчала Линда. — Хоть бы не развалилась.

Она вышла, а Квентин тихо засмеялся. Потом наступила тишина, и Тэлмен, как никогда прежде, почувствовал, что его товарищ… ну, уже ему не товарищ. Ибо Квентин смотрел на него, и это был не Квентин.

— Бренди, Ван, — сказал голос. — Плесни мне в лоток. — И добавил, когда Тэлмен ринулся выполнять просьбу: — Только не из бутылки. Прошли те времена, когда я смешивал ром с колой у себя во рту. Давай из снифтера… Ага, вот так. А теперь выпей сам и расскажи, что думаешь.

— О чем?

— Не делай вид, что не понял.

— Семь лет, Квент. — Тэлмен встал у окна и уставился на флуоресцентные отражения в водах реки Святого Лаврентия. — Непросто привыкнуть к тебе в этой… форме.

— Я ничего не утратил.

— Даже Линду, — добавил Тэлмен. — Вот какой ты везучий.

— Решила остаться со мной, — сказал с нажимом Квентин. — Этот несчастный случай пять лет назад… Я заигрался с ядерными исследованиями, а они всегда небезопасны. При взрыве меня словно пропустили через мясорубку. Только не подумай, что мы с Линдой не учли заранее такой вариант. Мы всегда делали поправку на профессиональный риск. Решили, что не расторгнем брак, даже если придет беда.

— И когда она пришла…

— После взрыва я даже настаивал на разводе. А Линда убеждала, что у нас все получится. Как видишь, получилось.

— Вижу, — кивнул Тэлмен.

— Довольно долго это помогало мне держаться, — негромко продолжил Квентин. — Сам знаешь, как я отношусь к Линде. Мы с ней переменные в идеальном уравнении. Обстоятельства изменились, и в переменные были подставлены новые значения. Мы подстроились. — Квентин вдруг издал резкий смешок, и психолог обернулся. — Никакое я не чудище, Ван. Хватит об этом думать!

— И в мыслях не было, — возразил Ван. — Ты…

— Что?

Снова тишина. Квентин хмыкнул:

— За пять лет я научился распознавать человеческую реакцию. Дай еще бренди. Я по-прежнему воображаю, что чувствую его вкус на языке. Даже странно, как долго держатся эти ассоциации.

— То есть ты считаешь, что изменился только физически? — Тэлмен взял снифтер и подлил в цилиндр янтарной жидкости.

— По-твоему, я голый мозг в металлическом ящике, а вовсе не тот парень, с которым ты, бывало, напивался на Третьей авеню? О да, я изменился. Но эти изменения вполне предсказуемы. В металлических конечностях нет ничего противоестественного. Это следующий этап после вождения автомобиля. Будь я каким-то суперустройством, технической диковинкой — а ты подсознательно воспринимаешь меня именно так, — то стал бы конченым интровертом. Проводил бы все время за решением грандиозных уравнений. — Квентин вставил в свой монолог вульгарное выражение. — И совершенно спятил бы. Потому что я не супермен, не сверхчеловек. Я обычный парень, неплохой физик, и мне пришлось приспосабливаться к новому телу. У которого, разумеется, есть свои ограничения.

— Например?

— Чувства. Вернее, их нехватка. Я сам помогал разрабатывать компенсаторный аппарат. Читаю эскапистскую литературу, туманю сознание электроимпульсами, ощущаю вкус — хоть и не способен принимать пищу. Смотрю телевизор. Стараюсь получать любые удовольствия, доступные человеческим органам чувств. Все это помогает поддерживать… жизненно важное равновесие.

— Понятно. Ну и как, действительно помогает?