Профессор Влад

В тот вечер мы ещё долго утешали Анну — и в конце концов оставили её у себя ночевать. Несчастная униженная девушка не решалась вот так сразу вернуться домой, где её уже, честно сказать, не ждали: родители, радуясь, что дочка пристроена в хорошие руки, подали на развод, — а младший брат, с которым она раньше делила комнату, успел привести туда собственную гёрлфренд — такую же роскошную блондинку, только постервознее.

Наутро — то была суббота — стало ясно, что надо что-то решать. За завтраком устроили семейный совет. Я всегда любила эти уютные домашние сходки, но тут, едва мы уселись за стол, мне стало не по себе — откуда-то появилось странное чувство, словно я в чем-то виновата, — и я тщетно искала причину, пока, наконец, не осознала, что на сей раз именно я — главный герой сборища и на меня со всех сторон устремлены испытующие взоры, где надежда смешана с укоризной.

И то сказать: в их глазах я была единственной, кто способен хоть как-то разобраться в мотивах Гарри, а то и повлиять на него!.. Такое доверие мне льстило, да и Анну, глядевшую на меня, как на божество, было жаль. Может быть, потому я и не решилась признаться семье в том, что и сама давным-давно перестала понимать своего названого братца.

Я позвонила Гарри домой; автоответчик металлическим тёти-Зариным голосом приказал мне оставить сообщение после звукового сигнала. Позвонила на мобильник — тот был отключен. Анна, однако, уверяла, что Гарри дома: в субботу, сказала она, он обычно отсыпается после трудовой недели и до вечера никуда не выходит. Домашние вновь устремили на меня тяжёлые, выразительные взгляды; расшифровывать их не было нужды — я и так уже поняла, что хочешь не хочешь, а мне-таки придётся пилить через всю Москву с почётной миротворческой миссией.

Задыхаясь в ненавистном метро, я думала о том, что, хоть у меня и недостало храбрости и силы воли, чтобы противостоять объединившимся гаррифобам, я всё-таки не могу не видеть всей степени идиотизма их претензий. Ну что я скажу брату? Как объясню своё внезапное появление? На каком основании я вообще лезу в его личную жизнь? Поезд, тем не менее, неумолимо вёз меня к нужной станции, и так же неумолимо ноги несли меня к Гарриному дому. Консьержка. Лифт с антивандальным покрытием. Знакомый с детства этаж. Соловьиная трель. К моему удивлению, шаги за дверью раздались почти сразу же, как только я надавила на кнопку; очевидно, Гарри всё-таки был готов к тому, что к нему придут за объяснениями. Тем лучше: сейчас я прямо с порога выпалю, что абсолютно с ним солидарна, отлично его понимаю и, что бы он там ни натворил, держу его руку…

Но только я начала проговаривать про себя эту тронную речь, как дверь распахнулась — и всё, что я могла бы в идеальных условиях сказать или не сказать брату, застряло у меня в глотке.

Он стоял на пороге, весь одетый в чёрное — футболка, джинсы, носки, — и молча смотрел на меня, меж тем как с его лицом творилось что-то невообразимое. Рот, нос, веки, обе щеки, кожа на лбу — всё так и ходило ходуном, точно Гарри представлял какой-то странный мимический спектакль. Но страшнее всего было то, что брат, похоже, вовсе не хотел прекращать этот ужас — и, холодно, мрачно ухмыляясь то правой, то левой половиной рта, наслаждался моим испугом и тем, что я не могу понять, улыбка это или тик.

С минуту продолжалось это жуткое шоу, прервать которое я не осмеливалась; наконец, Гарри шагнул вперёд, схватил меня за руку — и в следующий миг я оказалась в «Гудилин-холле», чья дверь гулко захлопнулась за моей спиной.

Атмосфера «второго дома» показалась мне на редкость мрачной — зловещие резные маски невесть когда успели вернуться на тёмно-багровые стены. Стараясь не глядеть на них — впрочем, они, по крайней мере, были неподвижны! — я сбросила дублёнку, ботинки и засеменила вслед за Гарри в его кабинет. Тот, войдя, на мгновение отвернулся к окну, — а когда опять взглянул на меня, лицо его уже было почти спокойно, лишь уголок рта слегка подёргивался; небрежным кивком он указал мне на обтянутый чёрным велюром диван — и я, как обычно, повиновалась, присев на краешек. Гарри плюхнулся рядом, перекатывая в ладонях хрустальный шар.

— Что, Анька наябедничала уже?.. — как ни в чем не бывало спросил он, испытующе глядя на меня и ухмыляясь. Я грустно кивнула, всё еще стыдясь навязанной мне глупой роли.

— Сама виновата, — холодно резюмировал брат, и я решила было, что слова эти относятся ко мне — но в следующий миг Гарри продолжил: — Никто не просил её мешать мне работать. В конце концов, моё терпение тоже имеет предел…

— Да что ж она такого натворила-то? — не выдержала я, но Гарри только махнул рукой и вздохнул, как бы говоря: «Э, да что там…» Несколько секунд мы сидели молча, не глядя друг на друга, и брат нервно перекатывал хрустальный шар в ладонях, словно собираясь показать какой-нибудь хитроумный фокус с его исчезновением.