С чего он это взял, неизвестно — если родители и опасаются слегка за мою нравственность, то лишь потому, что я, по их мнению, слишком дружна с названым братом! — но говорить об этом Гарри я на всякий случай не стала. Как бы там ни было, разговор этот окончательно изгнал Влада из наших отношений — и ничего больше не мешало мне упоённо грезить о загадочном кавалере, припасённом Гарри специально для меня. Я предалась этим грёзам с жадностью аутистки, которую оставили в покое, — и так увлеклась ими, что утром 31-го декабря — дня, на который были назначены смотрины! — вскочила чуть свет, сгорая от нетерпения и любопытства.
3
Целый день я провела у маминого платяного шкафа, суетясь, волнуясь и немного раздражаясь неведомым мне прежде обилием равнопрекрасных вариантов. Что надеть на вечеринку? Синее облегающее платье с блёстками? Жёлтый атласный брючный костюм — жакетка-«френч» с чёрной окантовкой, жёстким воротничком и тесным-тесным рядом пуговичек от шеи до пупа? Кожаная мини-юбка в комплекте с игривой блузкой из белой органзы (и черные колготки в сеточку, а на шее — золотая цепочка)?.. Мама разрешила в честь праздника брать, что захочется. А, может быть, джинсовый сарафан?..
После долгих муторных примерок я остановилась на классическом варианте, сняв с вешалки маленькое чёрное платье на бретельках: мило, изящно, в меру нескромно, но и без вычурности, которая способна, чего доброго, смутить и отпугнуть неискушенного гостя… Так, что ещё?.. Туфли на шпильке, телесные колготки, духи и… ах, да, украшения! Какие же надеть украшения?! С минуту поколебавшись между старым золотом, жемчугом и бриллиантами, я всё-таки не вытерпела и застегнула на шее стеклянные голубые бусы — те самые, любимые, с детских лет бывшие мне талисманом; это подействовало — едва ощутив на себе их приятную тяжесть, я почувствовала, как страхи мои рассеиваются, а в душе растет и ширится нерассуждающая вера в счастье, уже, несомненно, притаившееся где-то за углом нынешнего Нового Года.
До Гарри я добиралась, естественно, на такси. Выхожу — вся такая роскошная, в душной ауре «Шанели», в маминой шиншилловой шубе нараспашку, в сапожках на высоком каблучке! — бросаю шоферу «Чао», несильно хлопаю дверцей шоколадной «вольво», поднимаюсь в подъезд, вхожу в лифт, нажимаю «5» — и тут же улавливаю характерные звуки праздничных гуляний в «Гудилин-холле»: оживлённые голоса, глухое ритмичное буханье и загадочные, неясной природы вопли. С каждой секундой они прибывали, становясь всё громче, стремительно затопляя собой тесное пространство лифтовой кабинки… и тут мне на краткий миг стало не по себе, потому что внезапно, невесть откуда, из чёрт знает каких глубин всплыло и встало передо мною гневное лицо Влада — бледное, изрезанное мелкими складками, окаменевшее, словно маска некоего карающего божества; нечеловеческим усилием воли отогнав страшный призрак, я вышла из лифта — и, малодушно перекрестившись, позвонила в дверь.
Оттуда послышалось ликующее: «А вот и Юлька!!!» — и тотчас же брат, одетый совсем не по-новогоднему — чёрная майка с черепом и костями, тёртые джинсы, шлёпанцы, — втащил званую-гостью-названую-сестру в прихожую и завертел в буйном танце под всё тот же синтетический вой. Прежде чем вызволить меня из жаркой шубы, он крикнул, перебивая шум, что Захира Бадриевна час назад отбыла в гости, пожелав ему «повеселиться как следует», — значит, вся ночь будет наша… От этих слов сердце мое упало и неудержимо заколотилось. На заднем плане мелькнула высокая девушка в алом платье, с длинными белыми волосами — не Анна; радостно махнула мне рукой — я так и не поняла, знакомы мы или нет, — и тут же скрылась на кухне, где, похоже, полным ходом шли приготовления к новогоднему пиршеству.
— Это Катя, — с грязноватой ухмылочкой пояснил Гарри — и на всякий случай добавил: — Чувствуй себя, как дома.
Меж тем дикие вопли, заглушавшие всё на свете, переросли в кошмарный, тошный, пронзительный визг; синие, красные, оранжевые сполохи ежесекундно озаряли тёмный проём, ведущий в гостиную. Переобувшись в элегантные туфли на шпильке, я убрала сапоги в тёти-Зарин шкафчик для обуви — и только тут до меня дошло, что рядом никого нет: из кухни слабо доносились весёлый голос Гарри и Катин смех.