Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

Носители этой памяти по своей природе и биографии не могут быть настоящими антибольшевиками, так как невозможен антибольшевизм, не понимающий природу большевизма. Они не понимают, что «большевизм не только злостный поджог и страшный пожар России, но еще и вечерняя заря старого мира, и утренняя заря какого-то нового дня истории, быть может, очень жестокого и безумного (какой взойдет день, зависит, между прочим, и от каждого из нас)». «Вот этой-то зари, – завершает свой выразительный монолог Степун, – …ни белогвардейскими пулями не расстреляешь, ни демократическим красноречием не зальешь. Тут нужны иные творческие силы»[123]. Этому сознанию недоступно диалектическое понимание революции и новые задачи.

Пореволюционное сознание в эмигрантской среде было заложено, по словам Степуна, высланными из России в 1922 г., т. е. эмигрантами «философских пароходов». «Пореволюционность, – писал Степун, – это прежде всего рожденная религиозно углубленным пониманием революции новая духовность, стремящаяся к религиозному преображению мира»[124]. Это сознание, в отличие от дореволюционного, опирается не на прошлое, а на будущее, в которое, как уже отмечалось, в качестве определяющей его темы входит и большевизм. Главное различие между дореволюционным и пореволюционным сознанием Степун видит в том, что для дореволюционного сознания большевизм только ложь, а для пореволюционного – не только ложь, но и истина, т. е. не только реальность, которую необходимо учитывать, но и известное оздоровление в поступательном пореволюционном развитии.

Пореволюционное сознание, полагал Степун, должно осознавать роль создателя нового образа России. Эмигрантские искания должны быть сосредоточены на «страстной защите свободы в качестве религиозного центра духовно-культурного уклада и общественно-политического строя будущей России»[125]. Однако, пояснял эту мысль Степун, эмиграции необходимо создать не отвлеченный образ, а руководствоваться идеями, извлеченными из немых недр подъяремной России. Творческая работа эмиграции должна соединять в себе «покорную тонкость слуха со страстною напряженностью мысли», понять духовно-душевную реальность России, раскрыть ее, защитить, отстроить и связать с конкретной политической борьбой.

К новым формам пореволюционного сознания Степун относил сменовеховство, евразийство, движение младороссов. При этом он предостерегал эмиграцию от опасности заражения духом противника, для чего достаточно хотя бы временное согласие на большевистские приемы борьбы: «В борьбе с большевиками легко обольшевичиться». Этой опасности, как верно заметил Степун, не избежало ни сменовеховство, которое он называл лакейско-конъюнктурной концепцией, ни младороссы, «ведущие систематический обстрел сознания и воли эмигрантской молодежи на определенно большевистский лад». Соблазн большевизма отразился, считал Степун, и на судьбе евразийства. И правое, и левое евразийство несло на себе определенный отпечаток «духовно неблагополучного пробольшевизма».

Степун постоянно подчеркивал необходимость сотрудничества с Россией, понимания ее настроений, особенно союза с людьми, осознающими потребность в построении новой постбольшевистской России. Именно этим Степун объяснял свой интерес ко всему, что происходит в России в разных областях жизни.

Решение «тревожного», по словам Степуна, вопроса о том, как обеспечить пореволюционным течениям «чистоту своих учений и подлинную действенность», состоит в том, чтобы не отрываться от эмиграции и не предавать религиозного смысла свободы[126].

Проблема духовных основ любого общественного устройства и особенно будущего России приобретала у Степуна и его единомышленников определяющее значение. Им было свойственно особое отношение к человеку как к активной действенной силе, способной изменить мир и общественное сознание.

Либеральные консерваторы

Петр Бернгардович Струве

Духовное наследие Струве значительно и многообразно. Он обогатил отечественную и мировую культуру достижениями в области философии, экономики, права, истории и литературы. Струве являлся не только универсальным ученым в разных областях науки, но и просветителем, издателем, крупным политическим и общественным деятелем. Из числа многих современников Струве выделяла одна уникальная особенность: он был мыслителем. Глубокий ум и проницательность, твердость мысли и темперамент политического деятеля, мудрость и нравственность определяли его способность воспринимать события истории и деяния государственных лиц.