Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

Главным условием парламентаризма Струве считал не наличие властного народного представительства и зависимость правительства от парламента, а принцип государственного равновесия. Но он полагал, что даже в Англии, стране традиционной парламентской культуры, не всегда действует гражданское равновесие. Этот принцип реализуется лишь при сильной власти главы государства. Народное представительство Струве призывал не смешивать с парламентом; участие народных представителей в управлении страной он считал не парламентаризмом, а лишь отрицанием абсолютизма. При этом правительственная власть должна быть равноправным и даже преобладающим фактором в сравнении с народным представительством. Значение I Государственной думы Струве считал важным «не в ее радикально-революционном или полуреволюционном лике», а в ее «консервативном существе умеренного и умеряющего народного представительства».

Республиканская форма правления представлялась Струве порождением интеллигентского мировоззрения, непонятого народными массами. Республика представлялась ему более приемлемой для стран Запада, но, будучи непредрешенцем в прогнозах построения постбольшевистской России, он допускал возможность ее осуществления и в России.

Для мыслящей эмиграции, русских, выдворенных из России и любящих свою Родину, гибель старой России была трагедией. Желание понять, что произошло с Россией, было вполне естественным. Темы революции, советского политического устройства, государственной власти, возможностей ее эволюции, экономического положения и состояния культуры были злободневны и приобретали большую популярность. Струве отдал им дань и талант мудрого мыслителя, политика и прорицателя[135].

Революцию 1917 г. (в которую включалась и февральская революция, называемая им «историческим выкидышем») Струве воспринимал как государственную и социальную катастрофу, борьбу с конституционными преобразованиями, отрицание собственности и правопорядка. По его мысли, революция покончила с падением феодально-крепостного строя, она была «последней судорогой» общинно-крепостной России, которая ударила не по феодализму (в существовании которого в России Струве сомневался), а по элементам и росткам общей собственности, создаваемой всем предшествующим развитием. По своему экономическому содержанию большевистская революция в значительной мере представляет собой «глупейшую народническую реакцию» против творческих процессов всего хозяйственного развития России последних десятилетий. Струве приходил к выводу, что в формах максималистской социалистической советской революции большевики осуществили подлинную и всестороннюю реакцию. Большевистская революция – реакционная революция, отбрасывающая жизнь назад; максимализм антиисторичен и антикультурен.

Вместе с тем Струве проницательно замечал, что сама революция была проникнута стремлением к собственности – личной земельной собственности народных масс – и внедрила в их психику собственнические тенденции. Боевой клич социалистов-революционеров «В борьбе обретешь ты право свое» он считал необходимым подкорректировать важным дополнением: «В борьбе обретешь ты право собственности своей». И в конечном счете, как ни парадоксально, этот процесс приближал Россию к будущему.

Струве представлялось обоснованным октябрьскую революцию 1917 г. называть буржуазной, но не в том смысле, что блага революции достанутся буржуазии и в ее интересах будет восстановлен буржуазный строй: «Революция эта буржуазная потому, что вопреки всем социалистическим кличам и лозунгам… народные массы всем своим поведением идут к утверждению в своей жизни буржуазных начал, и прежде всего начала личной земельной собственности». Он считал, что главным в революции является не социалистическая волна погромного характера, а «мощное течение буржуазного стяжания», которое со временем отметет «уродующий народное движение» «погромно-социалистический костюм». Социализм оценивался им как антигосударственная, антикультурная погромная идеология, контрреволюционная по своей сущности. Процесс преодоления «контрреволюционной стихии социализма» Струве признавал со временем неотвратимым.

Эти мысли диктовались убеждением Струве в том, что Россия «пойдет и не может не пойти» по пути «создания общечеловеческой культуры в буржуазных формах». Вину за внедрение социалистических идей, «этот погромный яд» он возлагал на интеллигенцию, которая боролась со старым порядком столь «неразборчивым и безрассудным» образом[136].

Большевизм, по словам Струве, осуществил ортодоксально-марксистскую идею сочетания коренного социального преобразования общества с методами и приемами насильственной политической революции и разрушил русскую культуру и право. В том, что советская власть «похоронила» и «засыпала» целые пласты русских культурных достижений предшествующего времени XVIII и XIX вв., Струве усматривал ее глубокую реакционность.