Прогулка заграницей

Главная причина опасности заключается въ томъ, что противники дерутся на открытомъ воздух и всегда рискуютъ схватить простуду. Поль де-Кассаньякъ, самый отчаянный изъ французскихъ дуэлистовъ, такъ часто подвергался простуд, что, наконецъ, сдлался положительно инвалидомъ; лучшій парижскій врачъ выразилъ мнніе, что если онъ будетъ драться на дуэли еще въ теченіе пятнадцати или двадцати лтъ, то непремнно подвергнетъ свою жизнь опасности, если только непріобртетъ привычки драться въ комфортабельной комнат, гд нечего опасаться сырости и сквозного втра. Эти соображенія должны поудержать болтовню вышеупомянутыхъ насмшниковъ, которые упрямо утверждаютъ, что французская дуэль есть времяпрепровожденіе наиболе полезное для здоровья, такъ какъ требуетъ движенія на открытомъ воздух.

Однако, пора перейти съ моему разсказу. Какъ только я услышалъ о послдней серьезной ссор между Гамбеттой и Фурту, происшедшей въ собраніи, я уже зналъ, что это такъ не кончится. Моя увренность основывалась на долговременной дружб съ Гамбеттою ни на знаніи бшенаго и неукротимаго нрава этого человка. Я зналъ, что жажда мести, настолько же обширная, какъ и все его тло, должна охватить его и проникнуть до мозга костей.

Я не сталъ дожидаться, когда онъ позоветъ меня, но тотчасъ же отправился къ нему самъ. Согласно ожиданію, я нашелъ своего пріятеля, погруженнаго въ обычную французскую невозмутимость. Я говорю «французскую», такъ какъ французская невозмутимость и англійская — это дв совершенно непохожія другъ на друга вещи. Онъ быстро ходилъ взадъ и впередъ среди обломковъ своей обстановки, раскидывая ихъ ногами по всей комнат; сквозь стиснутые зубы сыпались проклятія, а рука то и дло прибавляла все новые и новые пуки волосъ, вырванныхъ изъ головы, къ кучк, лежащей на стол.

Онъ охватилъ руками мою шею, перегнулъ меня черезъ свой желудокъ и прижалъ къ груди, поцловалъ об щеки, стиснулъ меня раза четыре или даже пять и затмъ уже предложилъ мн свое собственное кресло. Какъ только я пришелъ въ себя, мы тотчасъ же приступили къ длу.

— Я полагалъ. — сказалъ я, — что вы хотите пригласить меня въ качеств своего секунданта.

— Конечно, — отвтилъ онъ.

Я сказалъ, что согласенъ принять на себя эту обязанность, но подъ именемъ француза, чтобы въ случа рокового исхода, я могъ бы избжать упрековъ своей страны. При этихъ словахъ онъ вздрогнулъ, вроятно, ему пришло на умъ, что въ Америк дуэли не особенно-то уважаются. Однако, онъ согласился съ моимъ требованіемъ, и вотъ причина того обстоятельства, что во всхъ газетныхъ отчетахъ секундантъ Гамбетты фигурируетъ съ французскою фамиліею.

Прежде всего, мы написали завщаніе. Я настаивалъ на этомъ и поставилъ таки на своемъ. Я говорилъ, что никогда не слышалъ даже, чтобы человкъ въ полномъ разсудк, собираясь идти на поединокъ, не написалъ бы прежде всего своего завщанія. Въ отвтъ онъ говорилъ, что ничего не слышалъ о такомъ человк въ полномъ разсудк, который длалъ бы что-нибудь подобное. Когда завщаніе было написано, онъ приступилъ къ обдумыванію своего «послдняго слова». Онъ пожелалъ узнать, какого я мннія о слдующей фраз: «Я умираю за моего Бога, за мою страну, за свободу слова, за прогрессъ и за всемірное братство человчества!» Я замтилъ, что подобная фраза потребуетъ весьма медленной смерти: она была бы хороша для чахоточнаго, но не подходитъ для умирающаго на пол чести. Мы перебрали не мало классическихъ послднихъ восклицаній, пока я не предложилъ ему остановиться на нижеприведенной фраз, которую онъ тутъ же записалъ въ свою записную кинжку, чтобы выучить наизусть: «Я умираю, чтобы жила Франція». Впрочемъ, я тутъ же замтилъ, что слова эти плохо вяжутся съ обстоятельствами дла, но онъ отвчалъ, что это совсмъ не важно для фразы подобнаго рода и что все, что отъ нея требуется — это эффектность.

Слдующій вопросъ, который насъ озабочивалъ — это вопросъ объ оружіи. Мой принципалъ заявилъ, что чувствуетъ себя нехорошо, и поэтому обсужденіе и хлопоты по поводу предстоящей встрчи проситъ меня принять на себя. Поэтому я написалъ повренному г-на Фурту слдующую записку.

«Милостивый государь, г. Гамбетта, посылая г. Фурту свой вызовъ, уполномочилъ меня предложить Плесси-Пике въ качеств мста встрчи, которая можетъ состояться завтра же утромъ на разсвт; оружіемъ будутъ служить топоры. Примите, милостивый государь, увренія въ совершенномъ моемъ къ вамъ почтеніи.

Маркъ Твэнъ».

Прочитавъ это посланіе, пріятель г. Фурту пришелъ въ ужасъ. Немедленно явившись ко мн и стараясь придать своему голосу возможную суровость, онъ сказалъ:

— Но, милостивый государь, взвсили ли вы послдствія, неминуемыя при подобномъ поединк?

— Но что же такое особенное можетъ произойти?

— Какъ что, кровопролитіе!