Да, процессія была изъ солидныхъ и доставила бы великолпное зрлище, если бы только погода была хоть немножко получше. Процессія двигалась въ молчаніи; я нсколько разъ заговаривалъ со своимъ принципаломъ, но онъ, какъ видно, даже не замчалъ того, такъ какъ все время былъ углубленъ въ свою записную книжку и разсянно повторялъ: „Я умираю за Францію“.
Прибывъ на мсто, я вмст съ секундантомъ противной стороны отмрилъ на земл 35 ярдовъ и кинулъ жребій, кому на какое мсто выпадетъ встать. Послднее, впрочемъ, было не боле, какъ пустою формальностью, такъ какъ, принимая въ соображеніе состояніе погоды, вс мста были одинаковы. Закончивъ эти приготовленія, я вернулся къ своему пріятелю и спросилъ, готовъ ли онъ. Онъ выпрямился во весь свой ростъ и отвчалъ твердымъ голосомъ: „Я готовъ! Заряжайте батарею!“.
Пистолеты были заряжены въ присутствіи мрачно-настроенныхъ свидтелей. При этомъ, по причин плохой и темной погоды, намъ пришлось прибгнуть къ помощи фонаря. Затмъ мы развели противниковъ по мстамъ.
Въ эту минуту полиція замтила, что присутствующая публика тснится очень близко справа и слва отъ поля сраженія и поэтому потребовала пріостановки дуэли съ цлью удалить этихъ неосторожныхъ на безопасное разстояніе. Требованіе ея было исполнено.
Полиція раздлила всю толпу зрителей на дв части и каждую часть помстила позади каждаго изъ противниковъ, посл чего намъ было предоставлено продолжать свое дло. Такъ какъ туманъ сгустился еще боле прежняго, то мы съ секундантомъ противника согласились, что, прежде чмъ дать роковой сигналъ, мы издадимъ громкій крикъ, который поможетъ нашимъ друзьямъ опредлить хотъ приблизительно мстонахожденія своего противника.
Возвратившись къ своему другу, я съ тревогой замтилъ, что одушевленіе начинаетъ покидать его. Я приложилъ вс старанія, чтобы ободрить его.
— Сэръ, дла не такъ уже плохи, какъ кажутся. Принимая во вниманіе качество оружія, ограниченное число выстрловъ, которыми вамъ дозволено обмняться, большое разстояніе, непроницаемость окружающаго насъ тумана, а кром того, еще то обстоятельство, что одинъ изъ противниковъ иметъ всего одинъ глазъ, а другой страдаетъ косоглазіемъ и близорукостью, — принимая все это во вниманіе, можно смло надяться, что столкновеніе не будетъ имть рокового исхода. Много шансовъ, что даже вы оба останетесь вх живыхъ. Итакъ, ободритесь, не падайте духомъ!
Рчь эта настолько ободрила моего принципала, что онъ тотчасъ же протянулъ руку и сказалъ:
— Я готовъ; дайте оружіе!
Оружіе было положено на протянутую ко мн ладонь; и какимъ же жалкимъ и ничтожнымъ показался этотъ пистолетикъ на мощной ладони моего друга!
Взглянувъ на это смертельное оружіе, онъ вздрогнулъ и взволнованнымъ голосомъ прошепталъ:
— Увы, не смерти я боюсь, но возможности быть изувченнымъ.
Я снова началъ ободрять его и съ такимъ успхомъ, что онъ, наконецъ, сказалъ:
— Пустъ же начнется трагедія. Встаньте позади и не покидайте меня, другъ мой, въ эти роковыя минуты.
Я общалъ ему. Затмъ я помогъ навести ему пистолетъ по тому направленію, гд по моимъ предположеніямъ стоялъ его противникъ, и посовтовалъ ему слушать хорошенько и въ дальнйшемъ руководиться крикомъ секунданта противной стороны. Затмъ я всталъ позади Гамбетты и издалъ громкое „гопъ-гопъ!“ Откуда-то изъ-за тумана послышался отдаленный отвтный крикъ, посл чего я немедленно же прокричалъ:
— Разъ, два, три, — п_л_и!
Раздались два слабенькіе звука, что-то врод п_и_т_ь! п_и_т_ь! и въ тоже мгновеніе я былъ повергнутъ на землю и придавленъ цлою горою мяса. Я былъ совершенно разбитъ и оглушенъ. Откуда-то сверху до меня долетли слдующія слова:
— Я умираю за…. за… чортъ возьми, за что же я умираю?.. Да, за Францію! Я умираю за Францію!
Врачи съ зондами въ рукахъ толпились вокругъ лежавшаго. Самое тщательное изслдованіе обширной поверхности тла г. Гамбетты при помощи микроскоповъ не могло отрыть ничего похожаго на какую-нибудь рану. Тогда послдовала умилительная ни возвышающая душу сцена.
Наши гладіаторы упали другъ другу въ объятія и пролили потоки гордыхъ и счастливыхъ слезъ; секундантъ противника обнималъ меня; врачи, ораторы, главные агенты компанія похоронныхъ процессій, полиція, зрители — вс обнимались, вс радовались, вс кричали и, казалось, самый воздухъ преисполнился неописуемымъ восторгомъ и ликованіемъ.
Въ ту минуту я предпочелъ бы быть лучше героемъ французской дуэли, нежели внценоснымъ державнымъ монархомъ.