Прогулка заграницей

Будучи другой разъ въ Маннгейм, мы слушали какое-то шаривари — или же оперу — подъ названіемъ «Лоэнгринъ». Стуку, грому и треску было сверхъ всякаго вроятія, и отъ всего злосчастнаго вечера въ памяти у меня остались только т страданія, которыя заставляли меня, словно отъ физической боли, стискивать зубы. Но были обстоятельства, заставлявшія меня оставаться, и я досидлъ до конца, хотя и теперь еще воспоминаніе объ этихъ невыразимыхъ мукахъ заставляетъ меня иногда содрогаться. Необходимость молчать и сидть спокойно еще боле увеличивала мучительность такого положенія. Я сидлъ въ лож вмст съ восемью или десятью незнакомыми лицами, между которыми были и дамы, что и заставляло меня сдерживаться, но, при всемъ томъ, были моменты, когда я съ трудомъ удерживался отъ слезъ. По мр того, какъ завываніе, крики и ревъ пвцовъ а громъ, трескъ и взрывы громаднаго оркестра длались все боле и боле громкими и оглушительными, я еле удерживался отъ крика, и непремнно бы закричалъ, если бы не былъ окруженъ публикой. Никто, конечно, не удивился бы моимъ крикамъ, если бы съ меня сдирали кожу, но крикъ въ театр въ то время, когда идетъ опера, безъ сомннія, поразилъ-бы ихъ и заставилъ бы обратить на меня вниманіе, хотя въ настоящемъ случа я, право, предпочелъ бы быть ободраннымъ. По окончаніи перваго дйствія наступилъ получасовой антрактъ и я могъ бы выйти и отдохнуть немного, но не ршился, потому что чувствовалъ, что не совладаю съ искушеніемъ и сбгу. Около девяти часовъ быть другой получасовой антрактъ, но я былъ уже настолько измученъ, что остатокъ энергіи покинулъ меня и единственное желаніе, которое я въ себ еще сознавалъ, это было желаніе остаться одному. Всмъ этимъ я вовсе не хочу сказать, что и остальная публика чувствовала то же самое, что и я; совсмъ напротивъ. Потому ли, что ей дйствительно нравился весь этотъ шумъ, потому ли, что она хотла привыкнуть къ нему, чтобы потомъ полюбить его, я ничего не могъ сказать по этому поводу, но только она вела себя такъ, какъ будто онъ ей очень нравился. Вс терпливо сидли на своихъ мстахъ и имли довольный и счастливый видъ, какъ коты, которымъ чешутъ за ухомъ; всякій разъ, какъ падалъ занавсъ, вс разомъ поднимались со звоихъ мстъ и разражались цлымъ ураганомъ апплодисментовъ, а разввающіеся носовые платки словно снгомъ наполняли весь театръ. Это было совершенно для меня непонятно, такъ какъ, безъ сомннія, въ числ публики было не мало лицъ, которыхъ ничто не удерживало въ театр противъ воли; къ тому же и ложи вс были также полны подъ конецъ, какъ и въ начал спектакля. Все это служитъ доказательствомъ, что публика дйствительно ощущаетъ удовольствіе.

Сама пьеса была тоже весьма любопытна.

Что касается костюмовъ и декорацій, то они были достаточно хороши, но нельзя сказать того же объ игр.

Актеры не столько дйствовали, сколько говорили и притомъ всегда самымъ свирпымъ, бурнымъ тономъ. Это, если можно такъ выразиться, была какая-то повствовательная игра, гд каждое дйствующее лицо тянуло свой безконечный монологъ и при этомъ на что-то жаловалось.

Мста весьма обыкновенныя въ другихъ операхъ, когда теноръ и сопрано стоятъ у рампы и поютъ замирающими голосами свой дуэтъ, то протягивая другъ къ другу руки, то отнимая ихъ, то прижимая ихъ къ груди съ различными жестами — такихъ мстъ немало попадается въ этой опер; здсь каждый бснуется самъ по себ, не обращая вниманія на другихъ. Каждый по очереди поетъ свой обвинительный актъ подъ аккомпаниментъ всего оркестра въ 60 инструментовъ; когда же такой пвецъ кончитъ, и слушатель начинаетъ питать надежду, что дйствующія лица, наконецъ, пришли уже къ соглашенію и производимый ими шумъ. уменьшается, вдругъ начинаетъ пть громадный составленный, вроятно, изъ сумасшедшихъ, хоръ, и въ теченіе 2-хъ или 3-хъ минутъ я снова переживаю вс т мученія, которыми терзался, когда горлъ сиротскій пріютъ.

Среди этого терзающаго слухъ шума выдалось всего одно мстечко, доставившее намъ ощущеніе неземного блаженства и покоя. Это былъ свадебный хоръ въ 3-мъ акт въ то время, когда проходитъ пышная процессія. Для моего непосвященнаго уха это была дйствительно музыка, — могу даже сказать божественная музыка. Въ то время, когда моя измученная душа съ жадностью пила бальзамъ этихъ очаровательныхъ звуковъ, мн казалось, что я готовъ снова еще разъ перестрадать уже испытанное, если наградою за мученіе будетъ повтореніе этой мелодіи. Вотъ гд заключается гвоздь всей оперы. Этотъ хоръ, великолпный уже самъ по себ, кажется еще лучше при сравненіи со всею остальной музыкою. Въ опер хорошая арія кажется еще лучшею, чмъ, если бы она была пропта отдльно; подобно тому какъ и честность въ человк на политической арен блеститъ ярче, чмъ гд бы то ни было.