Когда улыбающаяся женщина развернула их заказ и нагнулась над контейнером с мороженым, мужской голос, громкий, грубый и злобный, привлек их внимание к вагончику. Мужчина, примерно пяти с половиной футов ростом, в сапогах на толстых каблуках, с густой копной черных волос, зачесанных на лоб, ругал двух девочек, одной из которых было лет десять, другой на пару лет меньше. Лицо и мускулистые руки мужчины были сильно загорелыми, нос широким и плоским, короткая шея туго натянута, артерия вздувалась, когда он кричал на детей.
Обе девочки стояли неподвижно, если не учитывать их рыдания и дрожь. Женщина, которую Демарко посчитал их матерью, стояла сзади, опустив голову, но ничего не делала, чтобы как-то их успокоить или остановить поток ругани мужчины.
Демарко повернулся к женщине, которая протягивала его пирог.
– Вы не могли бы положить это в холод на минутку? – сказал он и зашагал к орущему мужчине.
Когда он положил руку на плечо мужчины, крик внезапно оборвался. Удивившись, возмутитель спокойствия обернулся и оказался так близко, что Демарко хорошо увидел неестественно низкую линию волос у этого мужчины и разницу в цвете и густоте в том месте, где парик сменялся слегка седеющими, жиденькими волосами.
– Могу я с тобой поговорить, дружище? – спросил Демарко.
Он не дал мужчине шанса отказаться, а просто, слегка взяв под локоть, проводил его к тротуару, где они оба повернулись спиной к глазеющей толпе. На сцене блестящая девушка пела «Зеленые глаза».
– Я просто должен отметить, какая у тебя прекрасная семья, – сказал Демарко. – Это твоя жена и твои дочери, я полагаю. Ты счастливчик.
Выражение лица мужчины медленно сменилось от плотно сжатых от гнева губ на подхалимскую ухмылку.
– С ними, правда, столько хлопот. Я поднял голос слишком сильно? Прости. Я просто пытался перекричать музыку.
– Конечно, – ответил Демарко. – Музыка такая громкая. Но суть в том, что… они всего лишь дети, понимаешь? И так унижать их – это неподобающее поведение. Не важно, публично или нет.
– Ой, да они же понимают, что это всего лишь крики. Надо же иногда привлекать их внимание, разве я не прав? Ты не отсюда, да? Я тебя что-то не узнаю.
Демарко улыбнулся и придвинулся чуть ближе.
– Есть термин, который называется «жестокое обращение с детьми», друг мой, тебе бы неплохо его узнать. Знаешь ли, мы, из правоохранительных органов, не особо его любим.
Уже округлившиеся глаза мужчины стали еще шире. Еще до того, как он успел задать вопрос, Демарко знал, что сейчас последует, и крепко сжал его плечо.
– Сержант Райан Демарко, полиция штата. Наслаждайтесь концертом. И позвольте это вашей семье.
Он развернулся и оставил мужчину стоять на тротуаре; Джейми все еще тихо говорила с женщиной и ее детьми. Девочки не встречались с ней глазами, а смотрели только на свою маму, столь же забитые, как и прежде. Демарко вернулся к прилавку с пирогами и выудил из своего кармана пятидолларовую купюру.
Джейми подошла к нему спустя несколько секунд. Они понесли свои тарелки и пластиковые ложки к краю лужайки за шумной толпой. Они сели там, скрестив ноги, и начали есть пирог.
– Как-то аппетит немного испорчен, – сказал он ей.
Она взяла немножко мороженого, подождала, пока оно растает у нее во рту, и проглотила.
– Ты знаешь, почему он на них кричал?
– Я не спрашивал, – сказал Демарко.
– Потому что каждая хотела по одному фруктовому льду. Он сказал им, что они толстые жадины и должны разделить один.
– Да уж, во льду много калорий, – отметил Демарко. Он снова прошелся взглядом по толпе, чтобы найти девочек.
– Толстые? – повторил он. – Да их если даже рядом поставить, его шея все равно толще будет.
– Успокойся, малыш.
– А как тебе этот парик? – спросил Демарко. – По мне, так похож на коровью лепешку.
Джейми улыбнулась и ждала, пока он выговорится.
– Могу поспорить, ему этот нос разбивали кучу раз. Я так сильно хотел просто врезать ему по лицу.
Она дважды похлопала его по ноге.
– Карликовый неандерталец, – пробурчал он, а потом покачал головой из стороны в сторону. Спустя полминуты он медленно и глубоко вдохнул, а затем выдохнул через рот. Затем дважды моргнул, чтобы снова сосредоточиться.
– Прости, если смутил тебя, – сказал он.
– Ты меня не смутил. Часть меня хочет, чтобы ты хоть иногда забивал на все это, но другая часть… Боже, малыш. Почему люди должны быть такими жестокими?
– Те семь девушек тоже начали меня преследовать, – кивнул он.
– Давай просто послушаем музыку, хорошо? – вздохнула она. – Это вроде бы похоже на то, что любите вы, старики, да?
– Моя мама любила, – улыбнулся он.
От его взгляда, такого далекого и меланхоличного, у нее запершило в горле.
– Ешь свой пирог, – сказала она ему. – А то у тебя мороженое тает.
Глава семидесятая