Отсюда следует, что знаменитое чудо под Дамаском, которое так часто служило непререкаемым примером внезапного обращения благочестивых мужей, лишено всякого исторического значения. Автор Деяний позаимствовал из 1 Кор. 9, 1 (где Павел говорит: «не видел ли я Иисуса Христа?») и из 15, 8 и сл. (где сказано, что после всех Христос явился к Павлу) известие о том, что христос явился Павлу. В той же главе (9 и сл.) он нашел указание на то, что Павел гнал церковь божью и что он, апостол, благодатью божью есть тот, что он есть. На основании всего этого он сделал вывод, что под влиянием явления Христа Навел прекратил преследование христианской общины. Это преследование автор Деяний связал с. убиением Стефана и перенес его в Иерусалим. Что это событие произошло под Дамаском, когда Павел собирался изловить местных христиан, об этом автор Деяний узнал из 2 Кор. 11, 32 где он нашел также сообщение о преследовании Павла в Дамаске и об его бегстве в спущенной со стены корзине. Он вплел эту историю в свой собственный рассказ (Деян. 9, 23 — 25) и добился таким образом своей цели — поставить языческую миссию Павла в непосредственную связь с Иерусалимом и вообще изобразить последний как главный центр распространения евангелия. Что это в действительности подтасовка и что обращение Павла произошло, во всяком случае, при совершенно иных условиях, чем те, которые указаны в Деяниях, это признают теперь, по-видимому, многие теологи[41]
.Как бы то ни было, указанное повествование Деяний не имеет исторического значения; вместе с тем не только отпадают все бесчисленные, более или менее глубокомысленные попытки психологически вывести возникновение мировоззрения Павла из чуда под Дамаском, но мы получаем также веское доказательство подложности Послания к галатам.
Кто поверит автору этого послания, что он тождествен с историческим Павлом после того, как в основу своего повествования он кладет сообщение о своем обращении и связанных с этим переживаниях, представляющее собой на деле чистейший вымысел? Правда, автор Послания к галатам отвергает правдивость соответствующего сообщения Деяний; по-видимому, он не желает ничего знать о свидании Павла с дамаскими учениками, об его знакомстве с Ананием и в особенности о более тесном общении его с иерусалимскими апостолами и с общинами Иудеи, от которых он мог получить более подробные сведения об Иисусе и у которых он должен был позаимствовать руководящие идеи своего евангелия. Но та форма, в которой он отклоняет это предположение, ясно показывает, что его единственным намерением было доказать божественное происхождение и оригинальность своего религиозного мировоззрения. Как знакомый с писаниями иудей, он не мог не знать, что сообщение Деяний о нем зиждется на повествовании об Илиодоре, и ничего не могло быть проще, как путем простого указания на этот факт аннулировать данные сообщения. Между тем он исходит из принципиального признания правдивости чуда обращения, — несомненно потому, что он сам знает о фактической стороне этого события не более, чем автор Деяний, и что на всю эту историю он смотрит не глазами очевидца, а с чисто догматической точки зрения позднейшего повествования; правдивость своего рассказа он подкрепляет даже клятвою (!), в то время как настоящий Павел, надо думать, должен был располагать совершенно иными средствами для того, чтобы подчеркнуть неправильность отвергнутой им версии. Тот же, кто дает клятву, избегая доказательств, которые не должны были бы представлять для него серьезного затруднения, навлекает на себя вполне понятные подозрения. Однако, и самому автору Послания к галатам поведение, которое он приписывает Павлу после его обращения, не могло не показаться мало правдоподобным, или, по крайней мере, довольно странным. Этим объясняется его торжественное уверение, что он говорит истину. Такое отношение к истории обращения Павла с обеих сторон, со стороны автора Послания к галатам и автора Деяний, можно считать нормальным только в такое время, когда вообще не сохранилось сколько-нибудь определенных воспоминаний о фактическом ходе событий и когда Павел уже успел сделаться своего рода легендарной личностью, о которой можно было рассказать все, что угодно. Но это было бы совершенно непонятно, если бы существовало действительное историческое предание о личности Павла; ибо тогда первый из этих авторов не осмелился бы переработать упомянутое повествование в духе ветхозаветного рассказа, а второй не рискнул бы изложить его в диаметрально противоположном духе, как бы ему ни хотелось оттенить самобытность Павла и независимость последнего от Иерусалима.
Совет апостолов.