Происхождение личности и интеллекта человека

Интерпедункулярное ядро ретикулярной формации (nucleus interpeduncularis) мы можем без труда обнаружить у миксины, миноги, акулы и крокодила. У миксины (согласно Л. Эдингеру, 1911) оно имеет еще несколько размытую форму, но уже у миноги получает первую отчетливость очертаний; у акулы являет собой почти полноценное ядро и хорошо наблюдается в аккурат под ядрами глазодвигательного нерва, чуть кзади от fasciculus longitudinalis centralis (по Капперсу), а вот у крокодила обретает уже все свое окончательное великолепие и становится почти неотличимо от nucleus interpeduncularis медведя, человека или свиньи. (У млекопитающих оно в полном соответствии со своим названием располагается над межножковой ямкой.)

Puto, необходимо упомянуть и то, что электровоздействие на ряд «точек» в архео- и палеоструктурах вызывало не некую «общую», а лишь локальные специфические реакции: семяизвержение, сильную жажду, голод, сон (Milner Р. Physiological Psychology, 1970). Sed таких точек оказалось все же значительно меньше, чем зон «общего» возбуждения мозга, и наличие точек специфического возбуждения никак не меняло глобальной картины.

Столь же существенен и тот факт, что частота самораздражения уменьшалась по мере удаления электродиков от ядер ретикулярной формации, а в некоторых областях прекращалась вовсе (район свода и зубчатой извилины), что вполне могло быть указанием либо на дискомфортность, либо на прямую болезненность воздействия тока.

Sed при всех экспериментах твердо фиксировалось значительное преобладание зон, воздействие на которые провоцировало бесконечные повторения: «Только при раздражении некоторых участков этой системы можно наблюдать стремление животного избегать электрического раздражения. Следовательно, у крыс область раздражения, которой животное избегает, чрезвычайно мала по сравнению с обширной областью, к электрическому раздражению которой животное стремится» (Olds J. Differentiation of Reward Systems in the Brain by Self-stimulation Technics, 1960).

Сумма этих фактов, неоднократно подтвержденных и зафиксированных, позволила Д. Олдсу сделать чрезвычайно важный вывод: «Таким образом, нельзя рассматривать мозг как систему, стремящуюся уменьшить собственное возбуждение, так как значительная его часть проявляет тенденцию к увеличению своего возбуждения» (Olds J. Differentiation of Reward Systems in the Brain by Self-stimulation Technics, 1960).

Хотя нет никаких оснований сомневаться в постулате У. Г.Пен- филда: «Рефлекторная деятельность, несомненно, совершенно одинакова у человека и высших животных» (Пенфилд У. Г. Эпилепсия и функциональная анатомия головного мозга человека, 1958), да и добросовестность «крысиных» экспериментов является очевидной, но олдсовский опыт нельзя безоговорочно переносить на исследуемую нами гипотезу о мышлении как о некоем глобальном или «универсальном» способе самораздражения мозга.

Результаты опытов Олдса лишь дают известное право говорить о «жадности» мозга к различным раздражающим факторам и о том, что продуктом этих раздражений могут быть весьма любопытные процессы.

Мышление, вероятно, л ишь один из таких процессов, но мы сильно переоцениваем его «глобальность» и его значимость для мозга. Прежде всего потому, что оно явно (и значительно) уступает по своей раздражительной силе как тем воздействиям, которые были опробованы в лаборатории Хэбба, так и многим другим.

Оно, несомненно, обладает определенной раздражительной силой, но эта сила не так велика, чтобы сделать процесс мышления самым «желанным» и глобальным средством возбуждения церебральных структур.

Что же может служить самым простым индикатором экстремальности или «штатности» физиологического состояния этих структур?

Прежде всего — ликвор, т.е. питающая и омывающая мозг цереброспинальная жидкость, являющаяся и «кормильцем» мозга, и его основной «средой».

«Ликвор является зеркалом, отражающим процессы, происходящие в тканях мозга» {Фридман А.П. Основы ликворологии: учение о жидкости мозга, 1971).

Verumtamen, судя по неизменности давления, химизма, объема, электропроводимости цистернального и вентрикулярного ликвора, т.е. по относительной физиологической «безмятежности» мозга, мышление в «масштабах» мозга не является не только экстремальным, но даже и просто «заметным» явлением.

Известно, что любые колебания физиологического состояния мозга в первую очередь отражаются на химизме, давлении, электропроводности и количестве ликвора. Гнойный и эпидемический менингиты, полиомиелит, миелит, табес, любые сосудистые заболевания мозга — резко меняют данные нормы электропроводимости, т.е. с 1,05 х 102 — 2,00 х 102 (по Фридману) до самых различных значений. Эпилептоидные состояния, алкоголь, люэс, малярия резко меняют как электропроводимость, так и химизм ликвора (Klemperer et Weismann, 1940). Не столь резко, но все же существенно состав ликвора (щелочной) изменяют даже такие факторы, как сон или бессонница (Lejandr et Pierr, 1921); а изменение температуры тела или простейший эфирный наркоз кардинально искажают в нем т. н. картину сахара.