Происхождение видов

В обширном классе Articulata мы можем начать с оптического нерва, просто покрытого пигментом, причем последний образует иногда нечто вроде зрачка, но без следов хрусталика или другого оптического аппарата. Относительно насекомых известно, что многочисленные фасетки роговицы их больших сложных глаз представляют настоящие хрусталики, а конусы заключают любопытно измененные нервные волокна. Но эти органы у Articulata так разнообразны, что еще Мюллер делит их на три главных класса с семью подразделениями, не считая еще четвертого главного класса – агрегатов простых глаз.

Если остановиться на этих фактах, приведенных здесь крайне кратко, и сравнить их с обширным, разнообразным, постепенным рядом форм глаза у низших животных; если вспомнить, как ничтожно число всех существующих форм по сравнению с вымершими, то трудности, не позволяющие принять, что естественный отбор мог превратить простой аппарат, состоящий из оптического нерва, покрытого пигментом и прозрачной оболочкой, в такой совершенный оптический инструмент, каким обладает любой представитель Articulata, не покажутся нам особенно значительными.

«Если две или большее число разновидностей образовались в различных частях непрерывной области, вполне вероятно, что в промежуточной зоне сначала образовались и промежуточные разновидности, но их существование, вероятно, было скоропреходящим»

Тот, кто зайдет так далеко, не должен колебаться сделать еще один дальнейший шаг: если, прочтя эту книгу, он убедится, что обширные ряды фактов, необъяснимых с иной точки зрения, объясняются теорией изменения путем естественного отбора, то он должен допустить, что строение, даже столь совершенное, как глаз орла, может образоваться тем же путем, хотя на этот раз промежуточные стадии остаются ему неизвестными. Возражали, что для изменения глаза и для постоянного сохранения его в качестве совершенного инструмента должны иметь место несколько одновременных изменений, что, как утверждали, недостижимо при помощи естественного отбора; но, как я пытался показать в моей книге об изменении домашних животных, нет надобности предполагать, что изменения эти происходили все одновременно, если они были крайне незначительными и постепенными. Притом различного рода изменения могли бы служить для одной и той же общей цели, как заметил м-р Уоллес: «Если хрусталик имеет слишком большое или слишком малое фокусное расстояние, это может быть исправлено либо изменением его кривизны, либо изменением его плотности; если кривизна неправильная и лучи не сходятся в одну точку, тогда всякое увеличение правильности кривизны будет уже улучшением. Ни сокращения зрачка, ни мышечные движения глаза не могут быть признаны безусловно необходимыми для зрения, а представляют только усовершенствования, которые могли быть добавлены и улучшены на любой стадии выработки этого инструмента». В высшем отделе животного царства, именно у позвоночных, мы исходим от глаза, настолько простого, что он состоит, как у ланцетника, из маленького мешочка прозрачной кожи, снабженного нервом и выстланного пигментом, но лишенного какого бы то ни было другого аппарата. У рыб и пресмыкающихся, как заметил Оуэн, «амплитуда переходов диоптрических структур очень велика». Замечательно, что даже у человека, согласно такому высокому авторитету, как Вирхов, прекрасный хрусталик образуется у зародыша из скопления клеток эпидермы, расположенных в мешковидной складке кожи, а стекловидное тело образуется из эмбриональной подкожной ткани. Но для того чтобы прийти к правильному заключению относительно образования глаза, со всеми его изумительными, хотя и не абсолютно совершенными подробностями строения, необходимо, чтобы наш разум руководил воображением; впрочем, я сам слишком живо испытывал это затруднение, чтобы удивляться тому, что и другие могут колебаться перед мыслью о применении принципа естественного отбора в таких широких пределах.