Фома Фомич поднес листок к глазам. Канонически выписанный юноша с нимбом вокруг головы, одетый в золотые одежды, был изображен на этом листке.
– Когда я вошел в храм, вы разговаривали с его иконой? – спросил, подняв глаза на Северина, фон Шпинне.
– Да, – с неохотой ответил тот.
– И что же эта икона? – спросил Фома Фомич и вернул репродукцию батюшке.
– Святой Пантелеймон при жизни был целителем. Он получил этот дар от Бога, с утра до вечера лечил больных. Лечил всех, не разбирая ни званий, ни должностей: вельмож, рабов, заключенных в тюрьме… Как у всякого праведника, у него были завистники, они донесли на него. По приказу императора Максимилиана его арестовали и предали пыткам. Что палачи ни делали с ним, святой оставался невредим. Многие люди, видевшие это, уверовали во Христа. Уверовали во Христа и палачи, отказавшись предать святого казни, но Пантелеймон велел им выполнить приказ императора. Когда святому отсекли голову, из раны вместо крови потекло молоко… Ничего, что я так подробно?
– Напротив, это очень интересно, продолжайте, – проговорил начальник сыскной.
– Ну, так вот, поскольку святой при жизни был целителем, на иконах его принято изображать с ковчежцем в одной руке, в нем находится снадобье, и ложкой – в другой. Ложкой он раздает это снадобье нуждающимся в исцелении.
– С ложкой? – блестя глазами, переспросил начальник сыскной.
– Да, такая традиция иконописи, она пришла к нам из Византии. Ложка и ковчежец – это символы врачевания…
– Я где-то слышал, что символом врачевания является хирургический ланцет, – перебил настоятеля фон Шпинне.
– Это языческая символика, душу кровопусканием нельзя вылечить! – веско возразил отец Северин.
– И что же все-таки с иконой святого Пантелеймона, батюшка?
– Я когда был назначен сюда в приход, дела принимались в спешке. Пасха грядет, ревизию было устраивать некогда. В общем, принял я все как есть, все недочеты, которые в будущем обнаружатся, взял на себя.
– И что же, большие недочеты обнаружились потом? – спросил фон Шпинне.
– Нет, слава богу, никаких недочетов.
– Выходит, все хорошо?
– Выходит, хорошо!
– Тогда я не понимаю, зачем вы мне это рассказываете?
– А вот слушайте дальше. Все хорошо, за одной маленькой неисправностью…
– И что же это за неисправность?
– Спустя, может быть, месяц после Пасхи заставил я нашего пономаря протереть иконы от пыли. Надо заметить, что прежде это делалось не часто… Когда Яков протирал икону святого Пантелеймона, то обнаружил, что в руке целителя нет ложки…
– Нет ложки? – фон Шпинне, как ни старался, не смог скрыть удивления.
– Она была не нарисована. Ковчежец был, а ложки не было!
– И как вы это все объясняете?
– Да очень просто, икона эта из «новых»…
– Что значит из «новых»?
– Это значит, что написана она недавно, но не вчера, конечно, может быть, двадцать лет назад, может, позже. В последнее время иконопись стала массовой. Иконы как блины пекут, да и «богомазов» развелось, некоторые из них даже и канона иконописного не знают. Я поэтому и называю их «богомазами». Ну вот, может быть, по незнанию не нарисовали ложку, в спешке или еще по какой причине, сейчас-то чего уж гадать. Да дело, собственно, и не в этом… Обратился я по поводу этой иконы к иконописцу с просьбой ложку дорисовать. Он ни в какую. Не стану я с чужой иконой работать, пусть кто-нибудь другой. Ну, а кто другой? Нету другого. Пришлось, хоть это и накладно, заказать ему список…
– Что за список?
– Ну, копию. Мы так в церкви копии называем, – пояснил Северин и продолжил: – Повесили список. Старую икону, без ложки которая, куда девать, не выбросишь ведь? Я ее замотал в старый подрясник да и спрятал в храме…
– Я так понимаю, что это не конец истории? – заметил начальник сыскной.
– Не конец, это получается только начало. Слушайте дальше. Поменяли, значит, иконы, и все пошло своим чередом. Тишь, гладь да божья благодать. А тут, когда… – отец Северин задумался, – в марте или в начале апреля, точнее сказать не могу, помню только, что еще местами снег не стаял… Утром, я еще сплю, прибегает пономарь и говорит, что на иконе Пантелеймона ложка пропала! Я кинулся в храм, точно! Нет ложки!
– Как же такое может быть? – воскликнул начальник сыскной. – Просто какая-то мистика!
– Я поначалу, каюсь, тоже так подумал, но потом присмотрелся, а на стене-то старая икона висит, та, что я спрятал. Полез в схоронку свою, сверток с иконой на месте. Разворачиваю, а в нем список лежит! – После этих слов настоятель громко ударил тыльной стороной правой руки по ладони левой.
– Значит, их кто-то поменял местами?
– Получается, что так, – кивнул священник.
– А как вы думаете, кто это мог сделать?
– Вроде бы и некому, потому как про схоронку я один знал, да и зачем их менять, вот этого я в толк взять не могу… Ну, да ладно, слушайте дальше. Иконы я перевесил, старую так же завернул и спрятал, но уже в другое место. Прожили мы спокойно с того дня до сегодняшнего утра, а сегодня утром все повторилось! Что было дальше, вы уже знаете.
Начальник сыскной встал и под пристальным взглядом Северина направился к двери.