Происшествие в городе Т

Закис посмотрел на Фому Фомича, отвел глаза в сторону и, глядя куда-то за стеллажи, сказал:

– Вот, опять вы сомневаетесь в моей нормальности…

Фома Фомич ничего не ответил на эту реплику, несколько секунд молчал, а потом сказал:

– И все же я думаю, у всего этого есть какое-то логическое объяснение. Скажите, пожалуйста, куда делась эта ложка, которую вы обнаружили под подушкой Савотеева?

– Я забрал ее и спрятал, у нас не положено…

– Вы можете мне ее показать?

– Конечно, она в моем письменном столе, в запирающемся ящике. – Доктор стремительно, без предупреждения вскочил со стула и умчался. Это было тем более неожиданно для Фомы Фомича, у него уже успело сложиться предварительное мнение о Закисе, где не было места никакой быстроте, напротив, доктор представлялся начальнику сыскной достаточно пассивным и вялым. А тут такая стремительность. «Да, человеческая внешность обманчива!» – мысленно согласился с народной мудростью фон Шпинне.

Закис вернулся скоро. Тяжело дыша, он не сел – шлепнулся на стул и, протягивая Фоме Фомичу ложку, выдохнул:

– Вот!

Начальник сыскной взял ее в руки. Она, вне всяких сомнений, была необычной и формой своей даже не напоминала ложку мастера Усова. Эту ложку можно было назвать чайной, если бы не длинная витая ручка с маленьким крестиком на конце. Фома Фомич попробовал ее на изгиб, ложка легко, с похрустыванием подалась.

– Олово, – авторитетно сказал начальник сыскной. – Вы не будете возражать, если я эту ложку возьму с собой?

– Нет, конечно нет. Если она вам нужна, забирайте!

– А иконка, на которой пропало изображение, ее можно увидеть?

– К сожалению, нет, Савотеев забрал тот образок с собой, да мы и не возражали, мы даже предположить не могли, что этим заинтересуется полиция.

Фон Шпинне задал еще несколько малозначимых вопросов и попросил доктора показать двух других соседей Мясникова по палате. Колоянов и Золотарев оказались древними стариками и находились в ужасном психическом состоянии. Если Колоянов тихо сидел на своей кровати и с безучастным видом пускал изо рта слюну, которая стекала по его подбородку и капала на пол, то Золотарев был заперт в специальной «мягкой комнате» из-за периодически возникающих у него приступов буйства.

Начальник сыскной подошел к Колоянову и что-то спросил, тот никак не отреагировал, Фома Фомич тронул его за плечо.

– Осторожно, а то он в вас плюнет! – предупредил доктор.

Фоме Фомичу стало неприятно после этих слов, и он отступил.

На Золотарева фон Шпинне смотрел через зарешеченное маленькое оконце в двери «мягкой комнаты» лишь мгновение, но и этого было достаточно, чтобы больной начал буйствовать, ударяясь головой в войлочные стены. Какие уж тут разговоры?

– Одного понять не могу… – повернулся начальник сыскной к врачу, – как вы его держали в общей палате?

– Это последнее время с ним такое происходит, а раньше он был тихим, – ответил старший ординатор.

Покидая это пристанище скорби и печали, Фома Фомич обещался через несколько дней вернуться. Многое еще в этом доме было для него непонятным, но одно он знал наверняка – Савотеев, вот кто ему нужен.

Он выписал из клеенчатой тетради доктора нужный адрес и попрощался.

– Уже уходите? – сокрушался смотритель. – Ну, будет время, забегайте!

– Да забегу, уж будьте спокойны! – приложив руку к канотье, ответил ему начальник сыскной.

Проходя мимо неусыпного больничного сторожа, фон Шпинне подмигнул ему. Тот взял под караул.

«У меня никто не пройдет, потому что день сегодня неприемный!» – эхом отозвалось в голове начальника сыскной.

Глава 22 Коллежский асессор Щербатов

Пока начальник сыскной делал визит в сумасшедший дом, чиновник особых поручений Кочкин тоже не сидел без дела. Он, как и Фома Фомич, оказался на окраине Татаяра, правда, совсем в другой стороне, где днем и ночью коптили небо трубы метизного завода. Именно там, на узкой и кривобокой улице, в деревянном доме за номером семнадцать, проживал коллежский асессор Щербатов, ныне находящийся в отставке. Его, Щербатова, рекомендовали Фоме Фомичу люди сведущие как историка, краеведа и знатока губернской геральдики.

А дело было вот в чем. Когда после приезда Кочкина из Костров в деле о нападении на губернатора появилась новая фамилия – Дубов, внимание Фомы Фомича привлекла серебряная ложка, с которой незнакомец напал на графа Можайского и которую бросил на месте происшествия. Вернее, даже не сама ложка, а имевшееся на ней клеймо – дубовый лист, пробитый стрелою. Начальнику сыскной показалось, что это клеймо может быть как-то связано с фамилией Дубов. Вот Кочкин и отправился к Щербатову, чтобы попытаться разузнать, так ли это.

Хватаясь за хлипкие доски оград и сильно отклоняя туловище назад, чтобы косогор, не дай бог, не увлек его вниз, Меркурий Фролыч направился к дому номер семнадцать.