– Да, в него входят жены высших губернских чиновников, например, Можайская Елена Павловна. Вот именно они, кстати сказать, навещали Савотеева, когда он находился здесь.
– Графиня Можайская навещала Савотеева, я вас правильно понял?
– Именно так! И она навещала его несколько раз. Все жалела: такой молодой, а судьба вот с ним как обошлась…
– И что, она беседовала с Савотеевым?
– Да, и подолгу. Это графиня подарила ему ту иконку, на которой потом пропало изображение ложки, ну, я вам рассказывал в прошлый раз… – Все это доктор сказал почему-то шепотом.
– Да-да, я помню! – в задумчивости проговорил начальник сыскной. – Может быть, и ложку, ну ту, оловянную, которую вы отобрали у Савотеева, она ему подарила?
– Вот этого я не знаю. А с другой стороны, Савотеев бы сказал, что ложку ему подарил не святой Пантелеймон, а дама в черном…
– Что еще за дама в черном? – настороженно спросил Фома Фомич.
– Ну, мы так про себя называем графиню Можайскую…
– Почему?
– Она к нам приезжает одетая во все черное, ну а поскольку больные не знают, кто эти дамы, мы не говорим, чтобы навязчивости не было. Вот и появляются прозвища.
– И последний вопрос, господин доктор. Скажите, кто-то из посторонних может проникнуть в больницу, скажем, ночью или в выходной день?
– Вообще-то у нас это не положено…
– Доктор, я говорю не о том, что у вас положено или не положено, а о том, можно ли сюда попасть в неурочное время?
– Не буду юлить, не знаю.
– Ну, а подобные факты были?
– При мне нет. Может быть, раньше? Я не понимаю, кому может понадобиться забираться в сумасшедший дом, да еще ночью?
Больницу начальник сыскной покидал в большой задумчивости. Новость о том, что графиня Можайская навещала Савотеева и, мало того, подолгу разговаривала с ним, нужно было обдумать самым тщательным образом. Может статься так, что в деле о нападении на губернатора замешана его жена. Да, непростая ситуация…
Глава 25
Убийство на улице Торфяной
Фома Фомич и Кочкин в полицейской дребезжащей пролетке примчались на улицу Торфяную, где в доходном доме купца Пядникова был убит постоялец. Тот самый Агафонов, к которому, по донесениям наружного наблюдения, часто приезжал Савотеев.
Пока ехали, Фома Фомич все сокрушался, что не успел поговорить с этим Агафоновым. Потом начальник сыскной на какое-то время замолчал, впав в глубокую задумчивость, и чем больше он думал, тем жестче делалось его лицо. Наконец он повернулся к чиновнику особых поручений и сказал:
– А ведь они знают, что мы вышли на Савотеева…
– Но как такое возможно? – удивился Кочкин.
– Трудно сказать, может быть, агенты обнаружили себя, а может быть, есть человек, осведомленный обо всех наших делах… я больше склоняюсь ко второму.
– К осведомленному человеку?
– Именно так. Они и Агафонова убили, потому что от него, кто бы он там ни был, ниточка к ним тянулась. И к ним, и к осведомленному человеку, а может статься так, что один из них и есть осведомленный человек. Но это, опять же, пока только предположения.
Следуя старой полицейской привычке к месту преступления подходить пешком, фон Шпинне велел кучеру к доходному дому не подъезжать, а остановиться в каком-нибудь уличном закутке, чтобы пролетку не было видно.
На деревянном, изломанном тысячами и тысячами ног пороге доходного дома стоял жидкоусый городовой и ежесекундно хватался за висевшую на боку шашку, отпугивая любопытствующих.
– В капусту порубаю! – выкрикивал он звонко поверх голов небольшой кучки зевак, которых эти угрозы ничуть не пугали, и потому после каждого выкрика раздавался дружный смех.
– Кого убили-то, Митрич? – спрашивала у городового шелестящим голосом какая-то молодуха с подведенными сажей бровями. Городовой был молод. Обращение «Митрич» льстило ему, но не настолько, чтобы он забыл о служебном долге.
– В капусту порубаю! – отвечал он молодухе, а заодно и всем остальным.
Появление у Пядниковского дома начальника сыскной с помощником оставалось незамеченным до того момента, пока они не попытались войти в дом.
– Кто такие? – набычился при виде двух незнакомцев городовой и демонстративно поправил шашку.
– Мы-то? – заговорил плаксивым голосом Кочкин и снял картуз. – Мы актеры императорских театров, здесь у вас проездом. Я – Бим, а вот он, – чиновник особых поручений указал на фон Шпинне, – Бом!
– А документы у вас имеются? – строго спросил городовой, совершенно не утруждая себя вопросом, что, собственно, нужно актерам, пусть даже императорских театров, на месте преступления.
– А как же, а как же! – точно курица крыльями, замахал руками Кочкин. – Нам без документов нельзя, кто мы без документов? Прах! Нас без документов кто хошь обидеть сможет, в холодную запереть, а то и вовсе в Сибирь отправить. Вот! – И он ткнул в самый нос городового эмалированную бляху агента сыскной полиции. Руки стража порядка, лишь только он рассмотрел орленую железяку, отяжелели и приклеились к бокам.