Происшествие в городе Т

– Ты же только что, висельник, на всю Кутумовскую орал: «В Париже еще нету, а у нас – пожалуйста!» – подступился к нему Кочкин.

– Каюсь, соврал, – не сходя с места признался зазывала.

– Так ты, значит, стоишь тут и нагло врешь?

– Какая без вранья коммерция, убытки одни!

Однако вовсе не зазывала интересовал сыщиков, а владелец «Бирото». Им, согласно надписи на вывеске, был некто месье Пьер. «Француз с татарской рожею!» – так прозвали его на Кутумовской, и, надо заметить, очень точно.

Еще несколько лет назад на месте парфюмерного магазина (словно островок благочестия в центре архипелага порока, так некоторым представлялась Кутумовская) располагалась епархиальная лавка, торгующая всем тем, что так необходимо для отправления богослужений. Вероятнее всего, эта лавка стояла бы здесь до сих пор, но случилась неприятность.

В одну из вьюжных январских ночей то ли по небрежности сторожа, то ли по злому умыслу третьего лица она сгорела. А самое неприятное было в том, что вместе с лавкой сгорел находящийся там сторож – древний монашек. У него не было родственников, поэтому особо никто о старике не кручинился. Отпели и похоронили в закрытом гробу. Но это несчастье послужило причиной мистических фантазий в среде купцов, имеющих дело на Кутумовской. Поползли слухи, что, мол, неспроста это все, мол, знак какой-то. Место, на котором стояла лавка, тут же было объявлено дурным и пустым. Епархиальное начальство в лице владыки Никодима от этого места отказалось. И стояло оно, зарастало бурьяном, от головешек сильно пахло ладаном, в особенности после дождя. Стали поговаривать, будто бы является душными летними ночами на пепелище сгоревший сторож с обожженными волосами и бородой. Что-то там ищет и вслух – многие это слышали своими ушами – грозится всех спалить. И точно, следующим днем в Татаяре случается где-нибудь пожар.

Слухи эти, как всегда с большим опозданием, все же дошли до губернатора. И он велел, дабы не смущать публику, приходящую на Кутумовскую, отгородить пожарище высоким забором, это и было в точности выполнено. Думали, что так и будет стоять этот участок за забором и никому до него не будет никакого дела. Ошибались – участок пустовал недолго. В скором времени в Татаяре объявился лишенный всяческих провинциальных забобонов месье Пьер. Прознал про это место и, поудивлявшись суеверности местного купечества, выкупил. Доходили известия, что за очень небольшие деньги, четверть суммы, а то и меньше.

Кто такой этот месье Пьер, откуда приехал в Татаяр, никто ничего не знал. Не знали даже, смешно сказать, его фамилию. Сам приезжий выдавал себя за француза, но ему никто не верил.

Через шесть месяцев после покупки участка на месте выпавшего зуба вырос новый, красивый, каменный, любо-дорого посмотреть, не дом, а шкатулочка. В доме этом месье Пьер открыл, как и положено французу, парфюмерный магазин и назвал его «Бирото». Подавляющему большинству название это ни о чем не говорило, но тем, кто читал французского писателя Оноре де Бальзака, оно приоткрывало занавесочку таинственности, за которой прятался месье Пьер. «Может быть, он и не француз, может быть, он корсиканец. Это такие французские татары. Разве это важно? Важно то, что, кем бы он ни был, он культурный человек!» – говорили те, кто читал Бальзака, но таких было немного.

Все старожилы Кутумовской в один голос предрекали парфюмерной торговле скорое и сокрушительное банкротство, напоминая о том, что место-де это нехорошее. Хлопок от лопнувшего мыльного пузыря со странным нерусским названием «Бирото» ожидался со дня на день. Унылое выражение на татарском лице «хранцузика» расценивалось как примета скорой кончины. Однако, к недовольству старожилов, месье Пьер не обанкротился. Напротив, торговля его стала процветать, принося довольно большие прибыли, состоящие в основном из тех денег, которые платили за духи, крема, помаду, пудру и прочие хитрости жены тех самых сомневающихся в парфюмерной коммерции старожилов, втихаря от своих мужей бегающие в «Бирото».

«Не иначе как черт на его стороне!» – говорили купцы. Да и как по-другому можно было объяснить хорошую торговлю?

– Месье Пьер что, у себя? – спросил зазывалу Кочкин.

– У себя, где же ему быть-то? – ответил тот и, отступив в сторону, пропустил сыщиков в открытую дверь магазина.

Едва они переступили порог, в нос ударил спрессованный, стоароматный запах, от тесноты резкий, нахальный, впрыгивающий в нос, связывающий дыхание, заставляющий пятиться назад на свежий воздух и в то же время оставаться внутри и вдыхать его.