Производство пространства

Каково же бытование абсолютного пространства? Фиктивное или реальное?

В такой формулировке ответ на вопрос невозможен. Подобная альтернатива приводит к бесконечному колебанию между двумя предложенными терминами. Фиктивно? Конечно! Как может «абсолютное» пространство обладать конкретным существованием? Реально? Конечно! Разве религиозное пространство в Греции или Риме не обладало политической «реальностью»?

Абсолютное пространство имеет лишь ментальное, а следовательно, «фиктивное» существование. Но оно имеет и существование социальное, обладает особой и мощной «реальностью». «Ментальное» «реализуется» в последовательности «социальных» действий, поскольку в Храме, Городе, монументах, дворцах вымысел превращается в реальность. Предложенная постановка вопроса не учитывает или отвергает существование таких произведений, одним своим присутствием преступающих и даже преодолевающих рамки позднейших стандартных категорий – оппозиции «реального» и «фиктивного». Фиктивен или реален храм со всем своим окружением? Реалист видит в нем только камни; метафизик – локус, посвященный божеству. Нет ли в нем чего-то иного?

Это абсолютное пространство никуда не исчезло. Быть может, оно сохранилось лишь в церквях и на кладбищах? Нет. Эго либо прячется в норе собственного «мира», либо взбирается на вершину Логоса. Его голос исходит из пещеры – нередко смрадной, но порой исполненной вдохновения. Пространство слова, фиктивное и реальное, всегда проникает в зазор между ними – в неуловимый промежуток между пространством тела и телами в пространстве (запретным). Кто говорит? И откуда? Ставший привычным вопрос скрывает в себе парадокс: абсолютное пространство, то есть пространство ментальное, проникнутое смертоносной абстракцией знаков, которая стремится выйти за собственные пределы (с помощью жестов, голоса, танца, музыки). Слова пребывают в пространстве – и вне его. Они говорят о пространстве, они вбирают его в себя. Дискурс о пространстве предполагает истину пространства, место которой не в самом пространстве, но в некоем локусе, воображаемом и одновременно реальном (то есть «сверхреальном») – и при этом конкретном – и при этом концептуальном!

Быть может, этот локус, изъятый из природы, но обладающий теми же природными свойствами, что и деревянные и каменные скульптуры, является также и локусом искусства?

IV. 7

В ходе длительного упадка Города-Государства-Империи, политически сильной, находящей опору в земле и в собственности на земельные владения, Город исчезает. Вилла, принадлежащая владельцу крупного поместья (латифундии), полностью утрачивает сакральные черты. Она служит воплощением упорядоченной и закрепленной законом спациальной практики скотоводческо-земледельческого пространства – частной собственности на землю. Тем самым она как единица материального производства соединяет в себе характерные общие черты римского общества (порядок, основанный на правовых принципах) с эстетическим вкусом (не особенно изобретательным, но изысканным) и удовольствиями жизни. Свидетельством тому – тексты классической эпохи: Цицерон, Плиний и т. д. Разнообразие пространства при законном преобладании частного, приватного начала сопровождается утратой греческого порядка, распадом единства форма – структура – функция, а также разрывом между декорированными частями здания и частями функциональными, между обработкой объемов и обработкой поверхностей, а значит, между строительством и композицией, архитектурой и городской реальностью. В этом смысле римская вилла (периода поздней империи и ее упадка) оказывается центром производства нового пространства, которому в Западной Европе суждено великое будущее. В ней – секрет устойчивости уходящего римского мира. Вилла не только породит многие наши села и города. В ней заложено понимание пространства, отличительные черты которого проявятся позднее: разъединение составных элементов и, как следствие, диверсификация практик; подчинение единообразному, но абстрактному принципу собственности; воплощение этого принципа в некоем пространстве, ибо жить по нему как таковому невозможно даже для собственника: он относится к праву, а значит, внеположен «переживанию» и стоит, так сказать, выше его.