Производство пространства

Что происходит в XII веке? По единодушному мнению историков, история наконец возобновляет свой ход после долгого перерыва. Именно тогда, и только тогда возникают «факторы», подготовившие Новое время! Какой «саспенс»! Долготерпение Истории находит соответствие в терпении историков: они бьются в предрассветной мгле, понемногу распутывая сплетение если не причин и следствий, то фактов. Историки эти весьма осмотрительны[119]: они не уверены, что мощные преобразовательные процессы XII века следует называть революцией. Их сдержанность объясняется тем, что в противном случае им придется изучать крестьянскую революцию – «восстание сервов», – направленную против рабского положения, и одновременно городскую революцию, повсеместно изменившую статус общества. Кто воспользуется ее плодами? Безусловно, король и королевская власть, а также государство (поначалу военно-феодальное). Однако тенденции, намеченные в XII веке, получат воплощение не сразу. Какое стечение случайностей и детерминант обусловило появление таких исключительных деятелей, как Бернар Клервоский, Сугерий, Абеляр? Как проследить задним числом рождение нового в ту эпоху, когда не видно места этого рождения, его «колыбели»? Бесспорно, вновь возросло значение городов. Но что ввели, что произвели города? Новое пространство. Позволяет ли такой ответ избежать методологических и теоретических затруднений, вытекающих из анализа одного лишь времени (исторического или считающегося таковым)? Возможно. Подъем средневековых городов следует рассматривать во всех его предпосылках и последствиях. Он предполагает наличие излишков в деревнях, позволяющих кормить городское население; кроме того, город организуется как рынок, а ремесленники обрабатывают материалы сельскохозяйственного происхождения (шерсть, кожу). Что влечет за собой возникновение корпоративных объединений общинного типа внутри городской коммуны. Члены подобных корпораций не имеют ничего общего с «пролетариями», и все же объединения выводят на историческую сцену коллективного рабочего, способного к «социальному» производству – производству для общества, то есть для города.

Папская власть защищается, контратакует, укрепляет позиции. Однако ее великий замысел – замена имперского государства, наследником которого провозглашает себя Римская церковь, на обширное церковное государство – не имеет успеха. Уже появляются первые ростки наций и национальных государств. Монастырская культура уходит в прошлое. Абсолютное пространство исчезает: оно дробится, распадается. Возникает новое пространство – пространство светской жизни, свободное от пространства политико-религиозного, от пространства знаков смерти и бестелесности.

Средневековый городской ландшафт прямо противоположен предшествующему пространству, пространству «мира». В нем множество ломаных линий, вертикалей. Он словно отрывается от земли, ощетинившись иглами скульптур. В противовес пагубной утопии подземного «мира» он провозглашает утопию благую, светлую, ясную; знание обретет независимость; оно будет не служить угнетающей власти, но способствовать становлению власти разумной. О чем говорят огромные соборы? По сравнению с прежними религиозными постройками они утверждают инверсию пространства. Они стягивают рассредоточенный смысл пространства к средневековому городу. Они в буквальном (и самом точном) смысле расшифровывают, де-криптируют: избавляются от крипт и криптического пространства. Новое пространство «декодирует» старое, но не довольствуется этим; оно его преодолевает, освобождается от него, возносится к свету. Побеждает, решительно и окончательно, то, что получило название «белая коммуникация»[120]. Иная коммуникация, черная, скорее проклятая, нежели сакральная, не исчезает. Она локализуется в подземной части общества, в потайных местах, вне прямых, фронтальных коммуникаций.

Двигателем и тормозом масштабного процесса выхода на поверхность выступает великолепная троица: Бернар Клервоский, Сугерий, Абеляр. Они неразделимы. Бернар, по сути своей «катализатор», пользуется доверием вельмож, его речи собирают толпы. Сугерий, деятель государства (королевского, военного и уже тогда «национального», ибо территориального), обдумывает и воплощает политические возможности. Место еретика Абеляра – в предельной точке вероятностей; он принадлежит мысли, ищущей опору и сотрясающей фундамент всего здания. Абеляр, наиболее успешный из всех, несмотря на внешнее поражение, подвергавшийся за свою ересь (под предлогом любовной истории) всевозможным гонениям и травле, позднее будет признан «человеком Нового времени».