Прокаженные. История лепрозория

– Ах ты, змей! – вспылила Аннушка. – Ты бы высосал из всех кровь, да бог не попустит, милай… Не попустит.

– Ты пол вон вытри, а то грязь, – насмешливо заметил ей Рогачев.

– И вытру, и не твое дело… Вишь ты, с доктором-то говорит как! И как не совестно!

– Я вот зачем пришел, доктор, – серьезно проговорил Рогачев, не слушая Аннушку. – Все больные требуют, чтобы сегодня же вы уволили из пекарни Ольгу Земскову. Ей там не место…

– Вот врет, окаянный! – опять не утерпела Аннушка.

– Это в чем же мое вранье? – с достоинством взглянул на нее Рогачев.

– А в том.

– В чем же?

– А в том, что ты врешь. Это ты, ирод, захотел сжить со свету Олю, вот и пришел…

– Не я, а все.

– Неча на всех врать… Гришка Колдунов, Микитка Косой да Тишка Сизов – это не все, это твоя одна шайка… Да еще, может, Ефимка Земсков – тоже, дуралей, лезет туда же…

– Аннушка, перестаньте, – строго сказал Лещенко и повернулся к Рогачеву. – В чем дело? – спросил он уже официальным тоном.

– В том, что Земскову надо убрать. Больные не желают, чтобы она пекла для нас хлеб.

– Почему не желают?

– Она не чище всех нас…

– Ах ты, окаянный! – снова не выдержала Аннушка. – И как только язык повертывается!.. Видали, куда гнет, ирод!

– Замолчите же, – строго прервал ее Лещенко. – Рогачев, ты с ума сошел или пьян…

– И даже не думал, а постановили и требуем… Мы имеем право требовать.

– Требовать? – поднял брови Лещенко. – В таком случае я с тобой не могу разговаривать по этому поводу. Земскова хорошая работница, аккуратно выполняет свои обязанности. Впрочем, это вовсе не дело больных – вмешиваться в административные дела. До свидания, Рогачев. Советую начать лечение.

– Значит, не уволите Земскову?

– Я уже сказал – нет!

– Это последнее ваше слово?

– Окончательное.

– Примем к сведению, – усмехнулся Рогачев и, нахлобучив шапку, громко стуча сапогами, покинул амбулаторию.

После окончания приема больных Лещенко счел нужным вызвать к себе Ольгу Земскову.

Она явилась, как всегда краснощекая, со смеющимися плутоватыми глазами, остановилась у порога, перебирая пальцами каемку платка. Взглянув на нее, Лещенко понял, что Ольге уже известно, зачем позвали ее сюда, и она лишь делает вид, будто ничего не знает.

– Вы знаете, зачем я позвал вас, Земскова? – спросил он, не смотря на нее и чувствуя некоторую неловкость.

– А откуда мне знать, Евгений Александрович? – нараспев сказала она, продолжая перебирать каемку платка.

– Вы Рогачева знаете?

Она вспыхнула, отвела взгляд в сторону.

– Знаю.

– Объясните, пожалуйста, чем вы могли вызвать неудовольствие больного двора?

– А какое такое неудовольствие?

– На вас жалуются.

– Это кто ж такой жалуется? Уж не он ли?

– Рогачев.

– На меня?

Лещенко нахмурился.

– Я уже сказал, что на вас.

– На что ж он жалуется?

– Он требует, чтобы вы больше не пекли хлеб.

– Это как же? – быстро и в сердцах спросила она.

– Об этом-то я и хочу спросить вас, – и он скользнул по ней холодным начальническим взглядом.

– Ишь ты, – усмехнулась она язвительно, – на какое нахальство человек пошел.

– Он говорит, будто вы такая же, как все больные. Что это значит?

– А откуда, Евгений Александрович, я знаю, разве залезешь к нему в мысли? Сдурел, должно быть, не иначе. А ежели вы, доктор, сумлеваетесь, то могу хоть сейчас раздеться… Пожалуйста, осмотрите, поди намедни сами свидетельствовали, видели, какая я…

– В этом я не сомневаюсь, – пожал плечами Лещенко, – но я должен предупредить вас, товарищ Земскова, совершенно серьезно, что вам следует вести себя осторожно, особенно с больными… Вы должны сами понимать.

– А я разве как? Разве я не понимаю, – обиделась она, – а ежели этот хамлет зачинает меня порочить, то я найду на него, пса, управу, пусть не форсит умом да тем, что грамотный и его унять никто не может… Я ему, поди, не подвластная какая… Это он вымещает мне, окаянный… Вы-то, может, не знаете, а я знаю…

– Хорошо, – прервал ее Лещенко, – можете идти, только смотрите: будьте осторожней, – и погрозил ей пальцем. – Узнаю, Сергею Павловичу доложу… Можете идти.

Земскова вышла взволнованная.

– Вот идол навязался на мою голову, – слышался ее голос в коридоре. – И как это только слушают таких нахальных людей. – Она говорила нарочно громко – для Лещенко, – пусть начальство, мол, убедится, что она стала жертвой чьей-то интриги.

Но Лещенко отлично понимал, в чем тут дело.

После того как Рогачев покинул амбулаторию, Аннушка, обладавшая способностью узнавать всю подноготную каждого происшествия как на больном, так и на здоровом дворах, от которой не ускользала ни одна интрига, особенно любовного порядка, намеками и полунамеками рассказала Лещенко вчерашнее приключение в пекарне.

Поведение Земсковой было известно не только обитателям здорового, но и больного двора. Было известно, что она живет с трактористом Чижовым, который шесть месяцев назад был признан комиссией внешне здоровым. Чижов заведовал сейчас лепрозорной электрической станцией, которая, как и другие предприятия, вроде кухни, пекарни, продуктовых складов, помещалась на здоровом дворе.