– Тут и понимать нечего, – вызывающе проговорила она. – Сразу видно, с какими разговорами пришли. Но этого не будет, – заволновалась Катя. – Я его не затем родила, чтоб отдать чужим…
– Придется, – с холодной непреклонностью сказал Семен Андреевич, решив, что какая-либо «подготовка» в данном случае бесполезна.
– Что ж, если решили, – берите… А я посмотрю, – и в голосе ее прорвалась звонкая нетерпеливая нотка, сразу разбудившая ребенка.
Феденька проснулся, закричал. Она быстро кинулась к нему, взяла на руки, прижала к груди.
– Нет, я тебя не отдам, ты не плачь… Мама не отдаст тебя, – и вдруг заплакала, принялась целовать его жарко, порывисто.
– Да ты понимаешь, – обратился к ней Лещенко, – что мы и тебе, и ему добра желаем.
– Должны же вы наконец понять, поддержал Лещенко и Семен Андреевич, – что так продолжаться не может. Ведь оставить его у вас, товарищ Катя, значит сделать ребенка прокаженным…
– Пускай. Ребенок мой, а не чей-нибудь, – сверкнула она глазами, принимаясь быстро ходить по комнате. – Сами рожайте – тогда и распоряжайтесь. А чужими детьми всякий умеет…
– Но надо же понять, – мягко вмешалась Катерина Александровна.
– А мы давно уже понимаем. Только вы одни не понимаете. – Катя еще крепче прижала к груди плачущего Феденьку.
– М-да… – задумался Семен Андреевич и почесал затылок.
– Ты прежде всего успокойся, Катя, – подошла к ней Вера Максимовна. – Никто не стал бы отбирать, если бы не закон…
– Это для вас закон, а для нас его нет… Не всякий прут по закону гнут. А Феденьку не отдам, хоть режьте! – и многозначительно отошла за кроватку.
Тут Семен Андреевич не выдержал. Он решительно шагнул к Кате и, уставившись на нее в упор, грозно проговорил:
– Если вы, гражданка, не хотите по-хорошему, придется отобрать Феденьку силой… Мы не можем этого позволить… Отдайте сейчас же ребенка.
– Милицию позовите, – усмехнулась она вызывающе. Она с ненавистью взглянула на Семена Андреевича и, положив Феденьку в кроватку, стала рядом с ним.
– Зачем сопротивляетесь, Катя? – тихо сказала Вера Максимовна. – Ведь его усыновляют хорошие, надежные люди, он будет счастлив. Лучше сейчас отдать… Вон и Уткины согласились, и Афеногеновы тоже. Одна вы…
– Вы это себе, а не мне расскажите! – накинулась она на Веру Максимовну. – Родите сами, а тогда и раздавайте… У вас, может, щенята будут, а мой Феденька – ребеночек! – зазвенела истерическая нотка.
В течение целого получаса все поочередно старались убедить Катю, но она не шла ни на какие уступки. Наоборот, с каждой минутой женщина становилась враждебней, раздражительней. Для всех наконец стало ясно – уговоры не помогут.
…Катя сопротивлялась отчаянно, она пыталась даже кусаться. С большим трудом удерживаемая двумя мужчинами, она отбивалась и кричала не своим голосом, видя, как уносили ребенка.
Едва только закрылась за Верой Максимовной дверь, Катя внезапно умолкла, перестала сопротивляться и тут же, обессиленная, упала в обморок.
Ее положили в постель. Серафима Терентьевна и Катерина Александровна остались отхаживать Катю, а мужчины отправились вслед за Верой Максимовной, чтобы сразу переправить детей на здоровый двор.
Аришу взяли сонную. Укутанная, она проснулась только на дворе, закричала, но мать быстро ее успокоила. Прощаясь с родителями, Любочка заплакала, но Авдотья прикрикнула на нее, и она покорно умолкла.
Через полчаса все дети были выкупаны в докторской ванне. На них надели все новое, привезенное из города: белье, новые платьица, укутали, угостили конфетами, печеньем, понесли к тарантасу, все еще дожидавшемуся за воротами.
В самый последний момент к тарантасу бросилась женщина. Это была Катя.
Она отыскала в темноте уже спавшего Феденьку, поцеловала горячо и порывисто; перекрестив его, сквозь слезы шептала:
– Сыночек, мой родной… Сыночек ты мой… Ну, ладно, ладно… Помни только мамочку, помни… – и опять залилась слезами.
Семен Андреевич умостился на тарантасе, взяв на колени Аришеньку.
Любочка сидела в середине, всхлипывала, Феденька – на руках у женщины, прибывшей из города.
– Ну, трогай, что ль! – устало сказал вознице Семен Андреевич. – До свиданья, товарищи.
Лошади тронулись и скоро исчезли в темноте наступившей ночи. А у ворот долго стояла группа людей, прислушивающихся к удаляющемуся стуку. Уехали…
Увезли детей!
14. Беспокойные люди
Однажды утром в амбулаторию явился Рогачев, озадачив своим появлением и Лещенко, и больных, дожидавшихся очереди.
В течение трех последних месяцев этот человек посетил амбулаторию всего один раз, и то по причинам, не связанным с лечением, хотя страдал он тяжелой формой проказы.