Прокаженные. История лепрозория

Федор шевельнулся на скамье, посмотрел в сторону дочери и чему-то улыбнулся, как сквозь сон, – у него была привычка: сидит, сидит, и вдруг беззвучно засмеется, точно вспомнив о чем-то радостном или смешном.

– Да и тебе пора тоже, – накинулась жена на него. – Чего ты сидишь целыми днями? Сидит и сидит…

Но он ничего не ответил и задумался опять.

В этот момент послышались шаги.

Впереди всех шел Семен Андреевич. Лицо его было хмуро, губы поджаты, вся фигура дышала непреклонной решимостью. Очистив у порога сапоги, он вошел в комнату. За ним – все остальные.

Больные привыкли к таким обходам. Люди в белом нередко приходили к ним целыми группами по разным незначительным причинам. Но тут Авдотья побледнела. Больше всего поразил ее Семен Андреевич. Федор оторвался от своих грез, привстал, уставился на вошедших.

Семен Андреевич бросил взгляд в угол, где Любочка продолжала играть с куклами, затем посмотрел на Авдотью, на Федора.

– Вот что, Авдотья, – решительно шагнул он к ней, – мы пришли к тебе…

– Вижу, что пришли, – исподлобья уставилась она на него.

– Ах, да разве так можно? – засуетилась Серафима Терентьевна и ее сухонькое лицо внезапно порозовело от волнения. – Разве можно прямо так, сразу? – с укором посмотрела она на Семена Андреевича и, помолчав, приветливо улыбнулась.

– Мы пришли, Авдотьюшка, порадовать тебя, – ласково тронула она ее за руку, – и тебя, Федор, – повернулась она к Уткину, – и тебя, Любочка. Обрадовать пришли…

– Вишь ты, – радостно забеспокоился Уткин.

– Обрадовать? – недоверчиво с нарастающей тревогой переспросила Авдотья.

– Обрадовать, матушка, именно обрадовать… Не каждому дается такое счастье, а вот к тебе и пришло оно. – Серафима Терентьевна говорила так спокойно и так приветливо, что Семен Андреевич вынужден был замолчать и уступить переговоры Серафиме Терентьевне, поняв, что в таком сложном деле она более искусный дипломат, чем он.

– Спасибо, Серафима Терентьевна, за радость, – угрюмо произнесла Авдотья, – но можно узнать, какое это такое счастье привалило нам? – и она усмехнулась, скрестив на груди руки.

– А вот сейчас и узнаешь, милая, – так же мягко продолжала Серафима Терентьевна. – Мы пришли к тебе с тем, чтобы облегчить твою жизнь, сократить хлопоты… Ведь маешься ты, бедная, и Любочка – тоже.

– Если о Любочке речь, – заметила Авдотья тихо, – то какая ж с ней маята? И даже непонятно…

– Видишь ли, в чем дело, товарищ Уткина, – не утерпел Семен Андреевич, – тут такое дело, что Любочке надо учиться… А школы тут нет. Надо в город.

– Это верно, что учить надо, – вдруг сказал Федор глухо, и Семен Андреевич сразу понял, что в Федоре комиссия не встретит сопротивления, а, может быть, найдет даже союзника.

– Ей уже восьмой год, пора начинать учебу, – с еще большим жаром заметил Семен Андреевич, – а тут что она получит?

Авдотья опустила голову, тяжело вздохнула, обернулась к мужу.

– Чего ж ты молчишь? Скажи хоть ты слово…

Видимо, она начинала понимать – зачем пришли нежданные гости.

– Я уж сказал, – отозвался Федор. – Чего ж толковать? Надо – и все тут.

Авдотья поправила на столе скатерть, подошла к постели, переложила подушку без всякой надобности с места на место и вдруг, точно теперь лишь заметила Любочку, закричала:

– Опять ты с куклами! И когда ты только их бросишь! Видишь – за тобой пришли, а ты с куклами… В школу тебя забирают, – и вдруг, закрыв лицо руками, громко зарыдала.

Вера Максимовна принялась утешать.

– Чего же плакать? Любочку будут привозить сюда, вы будете видеться… Рано или поздно, а пришлось бы ведь все равно…

– Да, пришлось бы, – так же внезапно успокоилась Авдотья и умолкла.

Федор стоял, поправляя дрожащими руками очки. Любочка прекратила игру с куклами и, опустив голову, старалась не смотреть ни на кого.

– Ничего, оживился Семен Андреевич, – мы ее выучим, она будет у нас инженером, мы с ней социализм строить будем.

Авдотья, все время смотревшая на присмиревшую девочку, внезапно бросилась к ней, обняла, принялась целовать.

– Любочка, ведь они пришли за тобой… Они хотят нас разлучить, отнять тебя от меня… О господи, да что ж это такое? За что такое наказание?.. Да скажи хоть ты что-нибудь, Федор! Чего ты молчишь? Любочка, ведь больше я тебя не увижу… Это потому, что ты здоровенькая… Если бы ты не была здоровенькая, моя доченька…

Любочка тоже начинала всхлипывать, пугливо посматривая на людей.

– Тебе ведь не хочется уезжать? Скажи: не хочется? – рыдая, принялась допытываться Авдотья. – Ведь ты не боишься своей мамы за то, что она прокаженная? Ах, да что же это я! – вдруг отпустила она ребенка и задумалась, вытирая слезы.

– И чего ты, Авдотьюшка, так расстроилась? Будто в самом деле беда какая? – подошла к ней Серафима Терентьевна.