Прокаженные. История лепрозория

Через полчаса в том же кабинете собрался весь актив лепрозория: лекпом Плюхин, завхоз Пыхачев, заведующий аптекой Клочков, Вера Максимовна, Серафима Терентьевна, Белоусов, Катерина Александровна, врач Сабуров и другие. Лещенко выбрали председателем.

– Я отниму у вас, товарищи, всего несколько минут, – начал Семен Андреевич, бегая глазами по кабинету. – В то время, когда страна наша требует от всех своих граждан строгого соблюдения всех советских законов, у вас, в лепрозории, производится преступное нарушение их.

– Ты дело давай, главную суть, – нетерпеливо вмешался Маринов.

– Прошу, товарищ Маринов, меня не перебивать, – с достоинством посмотрел на него Семен Андреевич.

– А ты дело давай, – добродушно подтвердил тот.

– Гм, как будто я и взаправду – без дела, – стараясь скрыть обиду, отозвался Семен Андреевич.

– Ну ладно, только не сердись, – махнул рукой Маринов и принялся рассматривать на стене портрет Ганзена.

Все сидели молча, решительно не понимая о каком «преступлении» говорит «шеф», но не перебивали, ждали.

– У вас, товарищи, в полном загоне наша советская общественность.

Правда, вы работаете, но работа ваша ушла только в один бок. У вас все ушло только на медицину, вы ограничиваетесь только одной частью работы – лечебной. А кроме того, есть ведь еще другая сторона: жизнь, быт, личные интересы людей, гражданские ваши обязанности…

– Это вот верно, – поддержал Маринов.

Семен Андреевич сделал вид, что не расслышал реплики, и продолжал:

– Ведь больные не только болеют, лечатся и думают о своей проказе, они еще живут – едят, ходят, работают, чем-то интересуются, они ведь живые люди, такие же, как мы. А что вами сделано и делается в этом направлении? Что сделали вы для того, чтобы они интересовались не только своей проказой, но и всей жизнью на всем земном шаре и чувствовали себя не прокаженными, а только временно выбывшими из строя? Я должен сказать, товарищи, что в этом направлении вами не сделано и не делается почти ничего. Ну, взять хотя бы такой пустяк, как стенная газета. Где газета? Ее нет. А где у вас самокритика? Нет. Сколько раз в лепрозории устраивались общие собрания? В два года один раз…

– Правильно, – горячо поддержала его Катерина Александровна, – что и говорить…

– Безусловно! – подтвердил на весь кабинет Клочков.

– А отсюда и беда, – продолжал Семен Андреевич, чувствуя, как он начинает овладевать вниманием собрания, попав в самое чувствительное его место, и оттого принимая тон еще более решительный, непреклонный. – Отсюда и нарушение советских законов, отсюда самое преступление.

– Ты опять уклонился, – подсказал ему Маринов, снова на одно мгновение смутив Семена Андреевича. Однако смущения его не заметил почти никто.

– Ведь так, товарищи, нельзя, – продолжал он.

Клочков, сидевший все время позади, тихонько поднялся со своего места и направился было к выходу, но его заметил Семен Андреевич.

– Куда это вы, товарищ?

Клочков растерянно остановился.

– А я так… промяться… Я не ухожу…

– Уж лучше садитесь. Нам надо поговорить.

– В таком случае, – вдруг брякнул Клочков, отчего-то покраснев и страшно смутившись, – позвольте мне слово…

Семен Андреевич умолк и с удивлением взглянул на него.

– Пожалуйста, – ласково разрешил он.

– Что ж тут такого? – еще более конфузясь и торопясь, начал Клочков. – Я понимаю: вам все известно, товарищ Орешников, и скрывать тут нечего… Ладно. Но позвольте вам доложить по совести, что никакого преступления тут нет. Ну, если перед завтраком или перед обедом хлопнешь рюмку-другую… Ведь это не такой уж большой ущерб. А если что, я готов даже оплатить. Привычка-с, знаете… Не могу… А достать, как сами видите, тут негде, кроме как…

– Так, так, ну и что же? – весьма заинтересовался Семен Андреевич, видимо совершенно не понимая мысли заведующего лепрозорной аптекой.

Кто-то среди собравшихся усмехнулся.

– Я говорю, что тут нет ничего особенного, – окончательно растерялся Клочков, – я думаю, что от одной-двух рюмок государство не обеднеет.

– Каких рюмок? – подался вперед Семен Андреевич, впиваясь глазами в Клочкова.

– Ну вот, – вытер тот лицо. – Будто не знаете. Ведь вы же о спирте?

– О спирте? – изумился Семен Андреевич.

Клочков растерянно смотрел на него, перебирая пальцами полу своей толстовки. Он начинал понимать, что Семен Андреевич имел в виду вовсе не спирт.

– О каком спирте вы говорите? – нахмурившись, повторил Орешников.

– О казенном! – громко и язвительно подсказал Белоусов. – Спиритус вини.

– А я бы попросил вас помолчать, – вдруг озлился Клочков, метнув в сторону Белоусова недружелюбный взгляд.

– То есть как это помолчать? – с достоинством заговорил Белоусов. – Вы расхищаете народное достояние – спирт, который должен идти на лечебные надобности. От вас всегда разит за целую версту… Вот и сейчас нос красный.

Я сам видел, как третьего дня вы изволили цедить из бутылки себе в пузырек.