Но тот вышел из комнаты и уже шагал по двору, направляясь к дому, где обитала семья Афеногеновых.
В то время, когда Семен Андреевич вошел в их комнату, Фрося купала Аришу. Арише не нравилось сидеть в ванне, она кричала. Но купание подходило к концу. Фрося поставила ребенка на ноги, облила в последний раз теплой водой, принялась вытирать. Все, что касалось Аришеньки, Фрося делала с любовью, с энтузиазмом, необычайно нежно, заботливо. Ведь Ариша – здоровенькая!
Семен Андреевич плотно закрыл за собой дверь и остановился на пороге, наблюдая, с какой нежностью вытирала Фрося розовое тело ребенка.
«Вот и Лиля хочет иметь…» – подумал он горестно, любуясь представшим перед ним зрелищем.
– Ты будешь красавицей у меня, моя умница, солнышко мое, радость ненаглядная, – точно пела вполголоса Фрося, продолжая вытирать ребенка. – Ну, не надо плакать. Слышишь, как поют птички, они тоже маленькие, тоже хорошие, дорогая моя ласточка, это они к тебе в гости прилетели… Вот и ты, как они, прилетела ко мне издалека, радость моя… Скоро над нашим окном ласточки совьют гнездо, и выведут птенчиков, и петь будут всю ночь, и мы будем с тобой слушать… А в поле много, много цветов, и пахнут они так же, как ты, – и она принялась целовать ребенка так, что Семен Андреевич вынужден был кашлянуть, чтобы заявить о своем присутствии.
– Кто это? – быстро повернулась Фрося и смутилась, увидя его. Ей стало почему-то совестно оттого, что посторонние люди могли подслушать ее задушевный разговор с ребенком.
– Здравствуйте, – тоже слегка смутившись, сказал Семен Андреевич.
– Ах, это вы? Садитесь, – и, укутав Аришу, она принялась укладывать ее в постельку.
Девочка быстро уснула.
– Как она у вас? Здорова? – тихо спросил он.
– Она у меня прелесть. Она теперь на всю жизнь здорова.
– Гм, – и он посмотрел на нее неуверенно.
– Вы не верите, что она на всю жизнь, а я верю… И никто меня не убедит, что она может заболеть. Нет, она не заболеет! Никогда. Зачем же я тогда рожала? Нет, ты, моя звездочка, всю жизнь будешь здоровенькая, – наклонилась она над кроваткой. – Довольно и того, что твоя мать прокаженная, – и Фрося прикрыла Аришеньку одеяльцем, пристально всматриваясь в лицо спящего ребенка, показавшегося в эти минуты Семену Андреевичу необычайно прекрасным.
– Давно вы у нас не были, – наконец оторвалась она от кроватки.
– Да, – угрюмо отозвался Семен Андреевич.
– А мне даже и угостить вас нечем, – забеспокоилась она. – В прошлый раз вы пили у меня чай, да еще с вареньем, а сейчас и варенья нет…
– Пустяки, – заметил Семен Андреевич.
– Все-таки неудобно перед гостем, – посмотрела Фрося на него все еще радостными глазами. – Да куда же вы, обождите! – воскликнула она, увидев, как Семен Андреевич вдруг круто повернул и, не сказав ни слова, почти выбежал из комнаты…
Он прошел прямо на здоровый двор, минуя все бараки, никого не замечая и не отвечая даже на приветствия встречающихся людей. Пройдя клуб, свернул вправо, направился к мастерским. Спустя полчаса снова показался на здоровом дворе, но на этот раз в сопровождении Маринова. Шел быстро, направляясь прямо к директорскому дому, время от времени поглядывая на Маринова. Тот был чем-то озадачен.
В кабинете все еще занимался Лещенко. Увидя вошедших, он отодвинул бумаги, пригласил сесть. Семен Андреевич снял пальто, опустился в кресло. Лицо его было бледно, губы дрожали. Маринов озабоченно присел на стул у письменного стола.
– Фу, – вздохнул Семен Андреевич. – А знаете, товарищ доктор, ведь так продолжаться дальше не может. Дальше допускать этого нельзя, – уставился он на Лещенко.
– Чего нельзя допускать?
Но Семен Андреевич не ответил и, поглаживая русые длинные волосы, чуть-чуть скосил глаза на Маринова, точно ему хотелось проникнуть в его мысли. Тот продолжал сидеть молча. Мягкие глаза Маринова смотрели мимо Лещенко как-то смущенно, неловко.
– Это надо кончать, и сегодня же, сейчас, товарищ доктор, – забеспокоился Семен Андреевич. – Этого допускать дальше невозможно.
Лещенко смотрел на Орешникова с недоумением.
– Простите, но я не понимаю, о чем идет речь…
– Ну вот и не знаете…
– К моему сожалению, не знаю…
– В таком случае я вам скажу, – решительно поднялся Семен Андреевич, бросив на Маринова быстрый взгляд, – речь идет о нарушении закона, нашего, советского закона, – подчеркнул он.
– Нарушение закона? – приподнялся Лещенко от неожиданности и перевел глаза с Семена Андреевича на Маринова.
– Да, закона, – отчеканил Семен Андреевич, блеснув глазами. – У вас есть что-нибудь такое, в чем можно было бы выкупать детей?
– Каких детей?
– Ну вот, опять вы не понимаете…
– Фу ты, – вздохнул Маринов, которому, видимо, начинал надоедать этот разговор. И мягко сказал:
– Надо, Евгений Александрович, созвать совещание актива служащих.
Теплый голос Маринова успокоил Лещенко.
– Это по поводу нарушения закона? – спросил он. Маринов посмотрел на Орешникова и, вынув платок, принялся вытирать лицо.
– Товарищ Орешников доложит, – сказал Маринов уклончиво, – он нам разъяснит – что и как. Созывайте, Евгений Александрович, совещание.