Прокаженные. История лепрозория

– Я так и знала, – отозвалась она, ни на кого не глядя, – так и знала, что это будет… Вот и получилось так… Еще нынче, когда они вошли, – кивнула Авдотья на Семена Андреевича, – то подумала: зачем это они явились ни с того ни с сего?.. Да что там говорить! – горестно махнула рукой Авдотья. – Ведь я давно уже думала, что так и получится. Вот и дождалась… – тяжко вздохнула она и, окончательно овладев собой, уже спокойно, почти безразлично сказала Любочке:

– Ну, вот и ты поедешь в город… Все спрашивала о городе – вот и поедешь… Чего ты уставилась?

Девочка стояла в своем углу, исподлобья рассматривала пришедших. Но было ясно, что она понимает значение разговора. И казалось удивительным, что Любочка спокойна.

– Когда ж ее увозите? Завтра или как? – недружелюбно посмотрела Авдотья на Семена Андреевича. При этом вопросе по неподвижному лицу Федора скользнула какая-то просветленная улыбка, точно вопрос жены доставил ему необыкновенное удовольствие.

– Ты рад, конечно! Рад, – повернулась она к нему, не дождавшись ответа Семена Андреевича, – дочку отбирают, а он радуется…

– Да и ты, поди, в душе тоже радуешься, – послышался его тихий голос, – а если говоришь, то от жалости одной и разлуки…

– Ладно, – метнула на него сердитый взгляд Авдотья и повернулась к Семену Андреевичу. – Когда ж вы хотите ее забрать?

– Сегодня, – четко сказал он.

– Как же сегодня? – не поняла она. – Собрать-то ведь надо?

– Насчет этого, товарищ Уткина, можете не беспокоиться, – все приготовлено и согласовано…

Провожая комиссию, Федор казался необычно оживленным.

– Это хорошо, – бормотал он, старательно открывая дверь и пропуская Лещенко, – пусть едет Любочка, пусть. Нечего ей делать тут с нами… Хоть она человеком будет…

– Видали?! – победоносно пробормотал Семен Андреевич, когда все вышли наружу. – А вы говорили, что родители не отдадут!..

И, выставив вперед узенькую грудь, он энергично зашагал дальше.

Но самое сложное, по мнению комиссии, предстояло впереди. Вся четверка твердо была убеждена, что особые трудности встретят у Афеногеновых – родителей Ариши.

Решили, что разговор с Фросей надо вести очень дипломатично и только после тщательной психологической подготовки объяснить ей цель прихода. В семье Афеногеновых комиссия ожидала встретить упорное сопротивление со стороны матери, может быть, вплоть до протестов действием. Комиссия считала, что задача в данном случае усложняется до последних пределов главным образом потому, что в распоряжении комиссии нет каких-либо «успокаивающих» аргументов, вроде необходимости, например, определения ребенка в школу. С Любочкой вышло легко, тут – школьный возраст, но какую «школу» придумаешь для трехлетней Ариши? Сколько ни размышляли члены комиссии, сколько ни подыскивали они доводов, которые могли бы успокоить материнское сердце, – безрезультатно! Так и пришли к Афеногеновым.

И против всякого ожидания, Фрося даже не удивилась, а сам Афеногенов так с первых же слов вмешался в разговор, решительно одобрив изоляцию. Он несколько обрадовался и даже признался, что об этом «давно мечтает».

Фрося, конечно, расстроилась, чуть-чуть всплакнула, но взяла себя в руки и принялась переодевать Аришеньку. Она только спросила – что надо приготовить девочке в дорогу, когда ее увезут, кто берет Аришеньку в городе?

Заметно было, что постоянная боязнь заражения девочки проказой чрезвычайно сильно беспокоила Афеногеновых, и они, может быть, давно уже подумывали определить ребенка в надежные, здоровые руки.

– Это вот дельно! Так и надо! – не удержался Семен Андреевич. – Этим вы только доказываете, товарищ, что судьба дочери для вас не безразлична, что вы по-настоящему любите Аришеньку и по-пролетарски желаете ребенку счастья…

Вопрос о Феденьке не представлял уже ничего сложного. Ребенок малый, грудной. Катя, по мнению Серафимы Терентьевны, «уступит» его не только без сопротивления, но и с благодарностью.

Подгоняемые столь легко давшимися успехами, члены комиссии уверенно вошли в комнату Рябининой и с первого же момента почувствовали, что именно с Феденькой-то и произойдет самая тягостная сцена.

Едва взглянув на комиссию, Катя подошла к кроватке ребенка и молча уставилась на нежданных гостей. Семен Андреевич хотел было приступить «прямо к делу, без всяких дипломатий», но, встретившись с ее глазами, блеснувшими какой-то непримиримой, животной враждебностью, отвел лицо в сторону и в одно мгновение был выбит из уверенного тона. Установилось тяжелое молчание. Никто не знал, с чего начинать. А Катя, загородив собою кроватку, ожидала «новостей».

Серафима Терентьевна сделала было попытку начать с «наводящих» слов, но Катя тотчас же осадила ее:

– Вы потише, ребеночка разбудите…

– Хорошо, пусть спит, – махнул рукой Семен Андреевич, – но нам надо поговорить с вами, Катя.

Она смерила его взглядом с головы до ног.

– Вижу, что пришли поговорить.

– Это хорошо, что понимаете, – пробормотал Семен Андреевич.