Прокаженные. История лепрозория

«В Москву бы поехать, людей повидать, познакомиться с новостями», – это была давнишняя мечта доктора Туркеева. «Хорошо бы, да некогда, – думал он, – в город едешь, и то сердце неспокойно, обязательно выйдет какая-нибудь ерунда: то с больными напутают, то зарежут дойную корову, когда растительных продуктов девать некуда, и притом эта девушка, – вспомнил он Веру Максимовну. – Нет, в Москву нельзя. Когда-нибудь потом…»

А кони дружно мчали экипаж, отбрасывая комья грязи, и было слышно, как у Серого звучно екала селезенка. Против него, подняв воротник и пряча лицо от дождя, сидел Маринов, ехавший в город за какими-то материалами для своих мастерских.

Туркеев не замечал мелкого дождя и капель, пробирающихся за воротник.

Он был в прекрасном настроении. В текущем году лепрозорий заканчивал свою работу с богатыми показателями: семь выздоровевших!

Такого успеха Туркеев сам не ожидал. Сейчас он посмеивался над нелепой, с его точки зрения, прошлогодней бумажкой, полученной от райздрава, в которой ему предлагалось дать определенный процент выздоравливающих. Он ожидал, что и Маринов посмеется по этому поводу. Но тот молчал, ибо держался другого мнения: процентные показатели, даже в практике лечения прокаженных, зависят от степени энергии людей.

Было уже темно, когда Туркеев, доставив Маринова к зданию городского Совета, подъехал к своей квартире. Отпустив лошадей, он открыл калитку и, пройдя во двор, толкнул дверь черного хода. Войдя в кухню, он неторопливо снял плащ, отряхнул шапку, отдал домработнице пальто.

Во время чая между ним и женой снова возник неприятный и угнетающий разговор, одинаково волнующий как Сергея Павловича, так и Антонину Михайловну. Этот вечный вопрос, в котором они не могли прийти ни к какому соглашению, возникал между супругами каждый раз, как только доктор Туркеев приезжал из лепрозория. В глубине души он надеялся сегодня, впрочем, как и во все предшествующие приезды, что Антонина Михайловна промолчит. Но она встретила его безразлично, не обрадовалась, была какая-то скучная, утомленная.

Разливая чай, сказала:

– Вчера видела Капитолину Семеновну, спрашивала о тебе, кланялась…

– Спасибо, – уронил Туркеев и почувствовал, что Антонина Михайловна неспроста упомянула имя жены одного популярного врача.

– Из Крыма вернулись, – продолжала Антонина Михайловна, – три месяца пробыли…

– Ну и пусть, – буркнул Сергей Павлович, – очень рад. Значит, есть деньги…

– Еще бы, – оживилась Антонина Михайловна, – у него ведь такая практика… Хвалилась, будто купили мягкую мебель, а как она одевается!..

– Ну, конечно! – усмехнулся Туркеев. – У венерологов всегда была хорошая практика.

– При чем тут венерологи! – как бы обидевшись, сказала она. – Не только у венерологов, возьми других, все живут и все ездят в Крым, и для этого вовсе нет нужды разлучаться с семьей, работать в каком-то лепрозории… Только ты один…

– Разумеется, – нахмурился Сергей Павлович, – я только и думаю о том, как бы отделаться от тебя, от Машеньки…

Она вдруг сжала губы, взглянула на него темным, беспокойным взглядом.

– Это не так смешно, как ты думаешь, – сказала Антонина Михайловна, – а мне уже надоела такая жизнь… Я не могу больше и хочу решить вопрос окончательно.

– Опять окончательно! – воскликнул Туркеев.

– Да, я хочу наконец услышать от тебя что-нибудь одно – да или нет… Мне надоело, я не могу больше… Ты обязан мне сказать: да или нет. Слышишь?

– Слышу, но ведь я тебе уже тысячу раз говорил и снова повторяю – нет.

Наступило долгое молчание.

– И как только ты не можешь понять, – наконец обиженно заговорила она, – ведь такая жизнь для меня невыносима! Я больше не могу. Тебе, может быть, это нравится, ты счастлив, а я жить так больше не в силах. Скоро весь город начнет меня опасаться. Уже сейчас обо мне говорят: «жена прокаженного врача». Ну, поди разубеди всех, что проказа – не проказа, а одно сплошное наслаждение… Докажи им, что прокаженные – самые прелестные, самые приятные люди в мире! Поди, поди, докажи им всем. – Она задумалась на минуту, тяжело вздохнула. – Я в дом не могу никого пригласить. Все опасаются, а если кто придет, так, увидя тебя, убегают, как от чумы. Так дальше я не могу! Ведь работают же другие врачи? Превосходов, Лихачев, Сабанин – все, только ты один!.. – воскликнула она и вдруг, закрыв лицо руками, глухо зарыдала.

«Так, так, – подумал Сергей Павлович. – Впрочем, ей ведь уже тридцать четыре года».

Ему стало жалко жену, потому что жизнь ее идет уже не «на гору», а «под гору» и что ей хочется жить не так, как сейчас. Но ведь все это так просто уладить! Ведь сколько раз он предлагал ей переехать туда, в лепрозорий, и всегда получал категорический отказ.

Опустив голову, он вспоминал тот душный, июльский вечер, когда Антонина Михайловна, стройная и восторженная, в белом подвенечном платье стояла рядом с ним в церкви.

«Вот и шестнадцать лет пролетели – и не увидели, как пролетели», – подумал он и подошел к ней.