– Не вижу ничего замечательного, – окончательно развеселился Сергей Павлович и поднялся навстречу Лиле. – Решительно ничего, – засмеялся он.
Но Семен Андреевич его прервал:
– Как же ничего, доктор! По-моему, это подвиг – работать среди прокаженных!
– Какой там подвиг! – отмахнулся Туркеев. – Самая обыкновенная работа самого обыкновенного врача в самом обыкновенном советском лечебном учреждении – вот и весь «подвиг». Пустяки. А женушка ваша – молодец молодцом.
Сергей Павлович любовался ее стройной, крепкой фигурой, замечательным цветом лица, превосходным здоровьем.
Лиля смутилась, покраснела.
– Да, по здоровью она за пояс всех нас заткнет, – тоже почему-то покраснел Семен Андреевич.
Опустившись на диванчик, Лиля молча рассматривала Туркеева.
– Чего вы, батенька, смотрите так на меня? – улыбнулся он, уловив ее пристальный взгляд. – Не боитесь меня? Меня ведь все боятся! – как бы в шутку воскликнул он, но в этой шутке звучала едва скрываемая нотка горечи.
– А чего тут бояться! – вдруг оживилась она. – По-моему, если остерегаться, то остерегаться, доктор, надо везде и всего. Едешь в поезде – остерегайся и готовься каждую минуту к смерти. Покупаешь что-нибудь на рынке или в лавке – тоже. Ведь мы не знаем – откуда все то, что мы покупаем. А может, мы покупаем чуму, холеру, тиф, чахотку, черную оспу? Да и с людьми встречаться тоже опасно. Разве я знаю, кто рядом со мной сидит в кино, и где он до этого был, и с кем встречался? А может, у него сибирская язва, – кто его знает? Если начать обо всем таком думать – жить не надо.
Сергей Павлович с интересом слушал ее.
– Это верно, – согласился он. – Но так думают еще очень немногие… К сожалению…
– Что ж, оно понятно, – продолжала Лиля, вспыхнув от похвалы доктора. – Черная ль оспа или чума какая-нибудь, которая сидит рядом с вами в кино, незаметна, а прокаженный виден… Дескать, ну его к лешему, подальше, мол, от него, а то и сам такой стану… Вот что каждый думает, завидя прокаженного, а того не понимает, что не открытое опасно, а закрытое; то опасно и вредно, чего не видим мы. А видимого бояться нечего.
– А ведь она у вас философ! – уже не скрывая восторга, повернулся Туркеев к Семену Андреевичу.
– Она молодец, – отозвался тот, видимо польщенный этой похвалой.
Лиля засмеялась и, взглянув на мужа, умолкла.
– Нет, это прямо замечательно, батенька, ей-богу!.. – с жаром заговорил Сергей Павлович. – Давно не слышал я таких хороших разговоров. Ведь все только и делают, что руки мыть бегают, как только про прокаженных услышат… М-да. – Туркеев задумался.
– Доктор, – спросила Лиля, – а давно вы там работаете?
– Эх, батенька, почти уже восемь лет.
– И не надоело?
– Еще двадцать восемь проработаю, если не прогонят.
– Вот это верно, это хорошо! – воскликнула она. – Так вот и надо.
Семен Андреевич молчал. Доктор Туркеев с любопытством следил за Лилей.
– А кто, доктор, в девятьсот десятом году заведовал лепрозорием? – снова спросила Лиля.
– Доктор Герберт.
– А где он теперь?
– Умер.
– Умер, – задумалась она и сидела долго, неподвижно уставившись на цветок. Затем повернулась к Туркееву, хотела что-то сказать, но в этот момент дверь открылась, в комнату вошла старушка с докторским пальто в руках.
Увидев старушку и свое пальто, Туркеев вспомнил, что он, кажется, засиделся.
– Куда вы, доктор? – забеспокоился Семен Андреевич.
– Пора, батенька, уже поздно, – посмотрел он на часы.
– Ого, так мы вас и отпустили, – бросился Семен Андреевич. – Ни за что. В такую даль да в такую погоду! Нет, – ухватился он за пальто и, отняв его у старушки, повесил на вешалку. – Мы вот сейчас поужинаем, чайку попьем… Мама, у тебя готово?
– А я и пришла, чтобы звать, – отозвалась старушка. – Да и время раннее – еще десять часов, – поддержала она сына. – А если что, так Сема и за извозчиком сбегает… А то и ночевать бы остались у нас, доктор.
– Конечно, оставайтесь! – подхватил Семен Андреевич радостно. – Постелим мы вам вот тут, на этом диванчике… Тут мягко, тепло, будете себе спать до утра, и никто не побеспокоит.
– Нечего даже и думать, – оживленно вмешалась Лиля, видя нерешительность доктора, – оставайтесь, и все. А сейчас пойдемте ужинать, – торопливо поднялась она. – Вы нас только извините, если что не так. Люди мы простые.
– Да и доктор человек простой, – отозвался Семен Андреевич.
– Верно, вы правы, батенька. И сам я простой, и простоту люблю.
Туркеев окончательно принял решение остаться ужинать и ночевать. К тому же ему захотелось сейчас хоть немножечко наказать жену за сегодняшний разговор. «Утром, может быть, опомнится», – подумал он.
Ужин был незатейливый: отварная картошка, вареное мясо, гречневая каша и чай с вишневым вареньем – чего еще требовать?
Сергей Павлович только сейчас вспомнил, что он не ел ничего после обеда в лепрозории, и с удовольствием работал вилкой. Лиля сидела напротив него.
Она ела мало, о чем-то все время думала, изредка бросая на Туркеева короткие, точно вопросительные взгляды.