Прокаженные. История лепрозория

– Сергей Павлович, – наконец проговорила она, опустив свои длинные черные ресницы, – а остался у вас кто-нибудь в живых с тысяча девятьсот десятого года?

Туркеев ответил не сразу. Он принялся перебирать в памяти больных. Кто же остался из старожилов?

И старушка, и Семен Андреевич, и Лиля смотрели на него почему-то с особенным вниманием. Наконец он сказал:

– Нет, кажется, не осталось никого.

– Вот горе какое, – сокрушенно вздохнула старушка.

– Позвольте, не все! – вдруг спохватился он. – Про Феклушку-то вот и забыл. Есть у нас одна старушка, живет с самого основания лепрозория… Но, позвольте, батенька, – улыбнулся он Лиле, – зачем понадобился вам десятый год?

Семен Андреевич, не смотря ни на кого, меланхолически возил ножом по тарелке. Старушка, вслушиваясь в разговор, сосредоточенно разливала чай. На глазах у Лили заблестели слезы.

– У меня мама там… – тихо уронила она.

– Ваша мама? На больном дворе? – удивился Туркеев.

– Да.

– И сейчас жива?

– Нет, ее уже давно нет в живых. Она умерла в десятом году, через шесть месяцев после того, как родила меня…

Доктор Туркеев откинулся на спинку стула и, не сводя глаз с Лили, принялся протирать очки, потом надел их и остался сидеть молча, неподвижно, точно оглушенный сообщением.

– А потом как же? – наконец тихо спросил он.

– Потом, – замялась она, – потом я росла у дальних родственников.

– А отец жив?

– Об отце мне ничего не известно…

И, вскинув голову, она спокойно, слегка растягивая слова, сказала:

– Мама была девушкой…

– Гм… А как ее фамилия?

– Векшина, Федора.

Туркеев рассеянно постукивал ложечкой по стакану.

– Так вам и не удалось узнать, кто был ваш отец?

– Нет, не знаю, – покачала она головой.

– Интересно, – задумался Туркеев, припоминая случаи рождения здоровых детей от обоих прокаженных родителей. Ему пришли на память несколько случаев, когда дети оставались здоровыми целых пять лет со дня рождения, а потом все-таки заболевали.

– Вот и опять зачали разговор, – вздохнула старушка, заметив, что Туркеев глубоко задумался. – Вот и опять. Доктору, поди, поперек горла такие разговоры, и тут еще мы допекаем… Лучше уж о чем другом поговорить, – несмело заметила она.

«О чем-нибудь другом», – взглянул на нее Сергей Павлович и вспомнил: сегодня, при входе в свою квартиру, ему хотелось забыть о проказе хоть бы на эти полтора дня пребывания дома, думать о чем-нибудь другом, постороннем, отдохнуть, и, как назло, едва лишь он вышел в столовую, первое, о чем начали с ним говорить, это о проказе. «Видно, уж такова судьба, – подумал он тогда. – От нее не уйти».

Но то, о чем рассказывала Лиля, вызвало у Туркеева свежий интерес – тут старушка ошиблась. Случай с Лилей даже ему представился как нечто исключительное, ради чего стоило поговорить лишний раз о проказе.

– Это очень ценно, очень. Это чрезвычайно любопытно, – посмотрел он на старушку, и та сразу умолкла. – Такие случаи, когда ребенок на всю жизнь остается здоровым, – очень редки.

– А они бывали или нет? – тихо спросил Семен Андреевич.

– Да, такие случаи описаны в нашей научной литературе. Были даже случаи самоисцеления детей от прокаженных родителей, без всякого вмешательства медицины…

И Туркеев принялся пить чай, снова налитый старушкой. Семен Андреевич по-прежнему сидел неподвижно и молчал. Но теперь он уже не возил ножом по тарелке, а, подперев голову рукой, внимательно смотрел на Туркеева.

– А вы давно узнали о своей маме? – обратился он к Лиле.

– Я долгое время не знала ничего. В раннем детстве мне говорили, что я – сирота и родители мои умерли от холеры… С этой мыслью и жила… А потом…

– Сволочи, – вдруг вырвалось у Семена Андреевича, – не утерпели-таки, проговорились…

– Что ж, и хорошо, что проговорились, – возразила ему Лиля. – Тут нет ничего обидного. И вот, Сергей Павлович, однажды тетка моя объявила мне: так, мол, и так, ты от прокаженной, и родилась в их поселке…

– Выходит, что вы уже давненько знаете об этом? И как же вы отнеслись к такой новости?

– А ей уже было все равно, – снова вмешался Семен Андреевич. – Да, таких людей, как ее тетя, – бить мало… Сказать ребенку, что у него мать была прокаженная.

– Как же вы приняли эту новость? – снова спросил Туркеев. – Какое впечатление произвело на вас само слово «проказа»?

– В первый момент – не поняла, но вроде как испугалась «Ты, – сказали мне, – от прокаженной матери родилась, и сама, наверное, такая же будешь».

Ну, я так и решила: если они говорят, что проказа, значит, хуже холеры. Вот тогда и страшно стало. Потом принялась узнавать и скоро узнала…

– Так-так, – снова застучал Сергей Павлович ложкой по стакану. – А потом как?

Лиля пожала плечами:

– Теперь уж я не помню, доктор. Ушла я от них.

– Я говорю, что вы думали о себе? Не испугались?

– Стало очень жалко маму. Прежде о ней почти не думала, а как только сказали, что она была прокаженная, так и жалко стало.

– А не испугались того, что вот, дескать, если мама у вас, то и вы…

– А разве так бывает? – спросила она.