– Константин Валерьевич! Беда! Беда! Константин Валерьевич!
– Ну, что беда, я вижу. С кем беда? С вами, с фирмой или с человечеством?
– Что вы, господин Игнатьев! Разве бы я стал из-за себя лично… Тут такое… На заводе Бердичевского… Он сам туда приехал, в этот Семисракинск, перед закрытием. А рабочие возьми и узнай, что завод будет в ближайшее время ликвидирован и они все уволены. В общем, начался бардак, митинги, порча оборудования. И ещё стали гегемоны требовать встречи с хозяином. Ну, Иосиф Яковлевич, смелый человек, вышел к ним, а быдло-то напирает, пьяные все. Охрана пытается их оттеснить, а они всё лезут и лезут. Короче говоря, один из охранников Бердичевского шмальнул в какого-то алкаша.
– Только этого не хватало! – сказал я с досадой. – Сейчас дороги перекроют. В газеты дело попадет.
Борис покачал головой.
– Если бы дороги, Константин Валерьевич, если бы дороги! Тут такое началось. Упыри эти пьяные как с цепи сорвались. Телохранители по ним палят, а те похватали арматуру, ключи, молотки, что ни попадя, и всех их перебили.
– Что значит перебили? Сильно покалечили?
Борис поднял на меня скорбные карие глаза.
– Насмерть. И не только охрану, но и сопровождающих лиц. И Николая в том числе. Голову ему проломили.
Я слышал слова Бориса и даже, вроде бы, понимал их смысл. Но вся картина была слишком немыслимой.
– А самого господина Бердического схватили…
– В заложники?
– Какое там! Зверье… Я даже не знаю, как сказать… В общем, собрали они со всей своры кучу мелких бумажных денег, скатали их в трубочки, а потом… потом…
– Ну, что потом? Говорите же!
– Потом стали засовывать эти деньги господину Бердичевскому в рот, в уши, в нос, в… в эту…. в общем, во все естественные отверстия. Нашпиговали, как гуся. Ужасная смерть! Какой человек! Один из богатейших людей страны… В двадцатке «Форбса»…
По моей спине покатились кубики льда. Борис опустил глаза и скороговоркой закончил.
– А затем поддели на крюк и подвесили его, с деньгами торчащими отовсюду, под потолок, как знамя какое, и пели, стоя под ним, «Интернационал»: «Пора, мы требуем возврата того, что взято грабежом». Помнят ещё, суки, поди ж ты! Ну, потом спецназ подтянулся. Дали ублюдкам просраться. Кого сразу не убили, тех отделали как надо и закрыли. Сгноить гадов.
Борис замолчал. Я почувствовал, что должен что-то сказать.
– Вы уверены, что Николай погиб?
– Да. Его супругу уже известили.
В этой кошмарной истории было что-то не так. Вернее, не так в ней было абсолютно всё и, тем не менее, интуиция мне подсказывала, что абсурдная, но неумолимая логика событий включилась в один, совершенно определенный момент.
– Борис, а откуда рабочие узнали о закрытии завода?
Борис вздохнул и сказал, глядя в угол:
– Вчера Николай мне звонил. Сказал, что подозревает Олега в том, что вместо подготовки к ликвидации завода, Олег пытается искать инвесторов. Ну, не дурак ли? Какие, к лешему, сейчас инвесторы? И ещё в том, что Олег сливает информацию рабочим.
– Почему вы мне сразу не доложили, идиот?
– Я хотел. Но Николай просил подождать, пока он на сто процентов не убедится. Вот и убедился…
– А этого гребаного донкихота Олега тоже прибили?
– Вроде бы нет. Его не было в свите Бердичевского.
В моем мозгу, изнывавшем в непривычном оцепенении, вспыхнула горячая, спасительная ярость.
– Мразь! – закричал я. – Он у меня попляшет.
Я нажал кнопку на телефоне.
– Рита, набери прокуратуру. Срочно!